И только затем началось гурманство. Тогда она разобралась наконец в предназначении разных вилочек и ножичков — бабушка в свое время преподала ей эту науку.
Но и Никитин не придерживался правил этикета: отодвинул тарелку, откинулся на спинку кресла и глядел на Алену с такой же жадностью, с какой она поглощала деликатесы.
— Уставился мне в рот, — буркнула она, но не остановилась. — Вообще-то я не всегда такая обжора.
— А мне нравятся обжоры. Люблю, когда хорошо едят. Зато ты не рискуешь превратиться в принцессу Диану.
Алена с набитым ртом умудрилась спросить:
— Разве плохо быть принцессой?
— У Дианы, во всяком случае, развилась так называемая болезнь аристократок.
Лена Петрова, отпрыск одновременно и крестьянского, и старинного дворянского рода, насторожилась:
— А что, аристократки болеют чем-то особенным?
— Диана так долго морила себя голодом, чтоб сохранить фигуру, что в конце концов пища совсем перестала у нее усваиваться. Как у блокадников.
— Это мне не грозит, — успокоилась Алена и налегла на омаров, хотя они и были приготовлены якобы не совсем правильно.
— А вино? Может, мы все-таки немного выпьем?
— Опять кьянти?
— Ну что ты! К морским дарам полагается белое.
— Я бы сейчас лучше молочка. Или сливочек, — мечтательно протянула она.
— Правда? Почему-то я так и знал! — И тут же в его руках появился пузатый молочник. — Официант очень удивился, молоко не вписывается в раскладку такого меню.
— Ты что, сам повар?
— Любитель. Это мое хобби. А к молоку — давно обещанный сюрприз.
Он выдержал интригующую паузу:
— Ну как, можно переходить к десерту или еще рановато?
— Пора! А то никакой сюрприз в меня уже не влезет.
— Этот — влезет. Закрой глаза!
Она послушалась.
— Готово! — объявил Алексей.
— Ох... — только и смогла проговорить она.
Перед ней горкой лежали кругляшки пышного розового зефира. Но не на серебряной тарелке.
На блюдечке с голубой каемочкой.
Детские желания исполняются не только во сне...
И краны не гудели, как в захудалом отеле «Лаура», и ярчайшие полотенца были почти такими же пушистыми, как ковер.
Алена полоскалась в резервуаре, который и ванной-то назвать язык бы не повернулся. Настоящий бассейн, только неглубокий. Можно было лечь на воду плашмя и свободно раскинуть руки.
И тогда увидишь свое отражение в зеркальном потолке.
Свое ли?!
Душистая воздушная пена обволакивала розовое, маленькое, но пышное тело. Румянец играл на щеках, голубые глаза сияли, как осколки венецианского неба.
Да это сама богиня красоты и любви взирала на Аленушку свысока! Был бы жив сладострастный Боттичелли — именно так скомпоновал бы «Рождение Венеры». И уже не итальянка Симонетта Веспуччи позировала бы ему...
В общем, это было не мытье, даже не купание, а омовение. Очищение от всего лишнего и чуждого.
Возможно, освобождение от прошлого.
Да и какое может быть прошлое, если Венера только рождается!
Полная безмятежность. Блаженство.
И лишь слегка тревожило ожидание того, что ждет ее по окончании этого водного сеанса, за дверями ванной.
Ведь что-то ждет? И кто-то ждет. Да не просто «кто-то», а единственный мужчина, вблизи которого она впервые за много лет испытывает трепет.
Как это произойдет? Не разочаруют ли они друг друга?
Было немного страшно. А с каждой минутой становилось еще страшнее. Алена ненавидела это чувство, знала, что оно разрушительно и беспощадно, как серый липкий спрут.
«Нет уж! Не дам этой твари-боязни разрастись и загубить мое счастье!»
Лучше не ждать. Лучше — сразу.
— Алеша! — позвала она. — Иди сюда!
Дверь распахнулась, и он шагнул на мраморный пол, деликатно отворачиваясь. Но зеркала были не только на потолке, они были повсюду.
— Тебе нужно что-то еще? — Не то голос его звучал хрипло, не то тут акустика такая.
«Мне нужен ты!» — мысленно отозвалась она. Вслух же сказала иное:
— Тону! Спаси меня!
И с головой погрузилась в ворох радужных пузырьков.
Эти руки... эти сильные ласковые руки. Они спасают ее уже вторично. На этот раз — от одиночества, от тоски, от будничной обыденности, от случайных романов, лишенных любви... И от всех прошлых и будущих неудач...
...«Я сейчас как акушер, — смятенно думал Алексей. — Принимаю роды богини из пены... Недаром я всегда так любил воду, теперь извлекаю из воды драгоценнейшее из всех сокровищ мира...»