Я склоняюсь поближе к приоткрытой двери, чтобы послушать.
– …а это можно перевезти без рамы? – спрашивает он. – Какие у нее размеры?
Я замираю. Любые покупки произведений искусства, которые он осуществляет,
должны проходить через меня, если он доверяет мне свою коллекцию настолько, как об
этом говорит. К тому же картины, как правило, не продают без рамы – во всяком случае
не те, сделки по которым проводят законно. Что это нам дает? Я подхожу тихонечко
ближе и заглядываю через щель.
– Нет, – говорит Сент-Клэр, вышагивая по комнате. – Нет. Это не сработает, не после
последнего дела. В Штатах слишком большой ажиотаж, следующее я буду искать в
Европе. Угу. Тогда дай мне знать. Нам нужно будет выяснить, как удержать это вне зоны
действия радара.
Паркетная доска под моей ногой издает скрип, и Сент-Клэр разворачивается в сторону
двери.
– Привет! – громко восклицаю я, входя в комнату, озаренная улыбкой, вместо того
чтобы убежать, как мне бы того хотелось. – Я искала свою дорожную сумку. Это место
такое огромное, я заплутала.
– Я положил ее в твою гостевую комнату, – говорит Сент-Клэр, но у него странное
выражение лица. Почти… виноватое? – Прямо по лестнице, вторая дверь налево.
– Спасибо.
Я выскакиваю из комнаты и иду наверх. Но мой разум мечется. О чем был этот
разговор? От какого «ажиотажа» он бежал из дома и зачем нужно оставаться вне зоны
действия радара?
Может, Леннокс быть прав? Сент-Клэр что-то от меня скрывает?
Стелла Лондон
Искусство и Любовь # 2
Глава 10
Официальный обеденный зал в особняке Сент-Клэра очень похож на Аббатство
Даунтон – стены увешаны портретами предков и британских исторических деятелей в
латунных рамах, тяжелые кремовые шторы обрамляют два окна, выходящих на
пастбище, а посредине стоит длинный стол из темного дерева с двенадцатью стульями.
Мы с Сент-Клэром и его родителями сидим рядом на одном его конце, и после нашего
первого приветствия наступает такая же ледяная тишина, как этот холодный
картофельный суп с луком-пореем, который нам подали. Я стараюсь не подавиться,
стремясь удержать на лице искусственную улыбку. Сент-Клэр и его отец бросают друг на
друга взгляды через стол, а его мама прихлебывает свой суп и притворяется, что не
замечает этого.
Стоит такое напряжение, что я чувствую, мне нужен молот, чтобы расколоть
образовавшийся лед.
– Так, те прекрасные лошади на пастбище. Кто-нибудь из вас на них катается? – Боже,
это так тупо, но я должна хоть что-то сказать!
– Иначе зачем нам лошади? – иронизирует Ричард.
– Возможно, в скором времени у вас их уже не будет, если кое-что не изменится, –
прохладно говорит Сент-Клэр. – Лошади не могут сами за себя платить.
Элис приподнимает голову:
– Это правда?
Ричард отмахивается:
– Не беспокойся, дорогая. Твой сын сам не знает, о чем говорит, так как проводит все
свое время с картинами, а не с деньгами.
Сент-Клэр сжимает челюсти.
– У некоторых из нас есть средства, чтобы наслаждаться своими интересами.
Я стараюсь разрядить атмосферу:
– До того как мы покинули Сан-Франциско, Чарльз любезно пожертвовал несколько
ценных картин больничному крылу.
– Это чудесно! – восклицает Элис.
Ричард опускает глаза к носу.
– Да, он очень хорошо умеет избавляться от вещей. Оставляя их позади.
– Думаешь, где я этому научился, отец?
Повар сменяет наши тарелки с супом на блюда с мясом и картофелем, слава богу. Этот
суп выглядел так, будто ему место на болоте, а не в тарелке.
– Пахнет вкусно! – чирикаю я.
Мужчины не обращают на меня внимания.
– Мой отец выстроил этот бизнес с нуля, – язвительно говорит Ричард, – и я никогда
даже не помышлял бросить все или пойти против его воли. Это твоим выбором было
оставить свою семью.
– Потому что ты душил меня и критиковал каждый мой шаг, – бросает в ответ Сент-
Клэр. – Как я должен был научиться всему?
Ричард делает большой глоток своего виски.
– В этом-то и проблема. Ты так и не научился.
– Ричард, милый, – пытается сгладить ситуацию Элис, но он ее игнорирует.
