Только теперь благодаря приобретенной за прошлую ночь зрелости Гардения поняла, что так настойчиво пытались ей сказать люди, А еще то, что лорд Харткорт воспринимал ее как составную часть дома Мабийон, дома, на порог которого не ступала нога приличных женщин…
До встречи с бароном тетя общалась и с достойными людьми, подумала Гардения. Они ее не любили и желали ей зла, и все же до поры до времени она принадлежала к их кругу. А когда по милости барона ее дом превратился в балаган — ему это не только нравилось, но для осуществления своих грязных шпионских дел было еще и чрезвычайно удобно, — тогда она окончательно и бесповоротно скатилась вниз. Лили де Мабийон, несмотря на ее титул, единогласно переместили в разряд женщины demi-monde.
Теперь Гардения прекрасно понимала поведение лорда Харткорта, тем не менее вспоминая их поход в ресторанчик на берегу Сены, чувствовала себя отвратительно — у нее начинала кружиться голова, а желудок сводило от приступа тошноты.
«Сейчас я не должна тонуть в своем горе, поразмыслю обо всем позднее, — решила она. — Поплачу об утраченной любви к человеку, с которым была знакома так недолго, подумаю, как мне жить в одиночестве. Но это потом. А сейчас мне следует заботиться о тете и надеяться на то, чтобы барон и в самом деле оказался таким, каким она его описывает».
Взгляды всех присутствовавших в зале устремились на двух женщин, когда они вошли в игорный зал казино.
Гардения не могла не отметить, что мужчины, стоявшие вокруг столов — молодые и в солидном возрасте, — приветствовали ее тетю с искренней радостью.
— Боже мой! Сейчас начнется настоящее веселье! — воскликнул один из них, человек средних лет. Герцогиня легонько шлепнула его по щеке и только после этого представила племяннице.
Прежде чем Гардения успела сообразить; что происходит, ее тетя устремилась к тому столу, за которым играли в Cheminde-Fer, села за него и достала из сумочки хрустящие банкноты, любезно предоставленные мсье Жаком.
— Тетя Лили, — прошептала ей на ухо Гардения, подбежав к столу за ней следом.
Герцогиня отмахнулась от нее.
— Не отвлекай меня, детка. Я терпеть не могу, когда во время игры кто-то пристает ко мне с разговорами. Пойди поищи себе какого-нибудь приличного молодого человека и попроси его чем-нибудь тебя угостить. Кстати, я смертельно хочу шампанского!
Несколько мужчин мгновенно поднесли столик и поставили его рядом с герцогиней. На него через несколько секунд водрузили ведерко со льдом и бутылкой шампанского.
Гардения медленно побрела прочь. Ей казалось, наблюдать за игрой тети будет для нее невыносимым занятием. Подойдя к соседнему столу, она обвела невидящим взглядом толпу игравших в рулетку людей и, как будто под воздействием какого-то заклинания, вернулась к герцогине.
Та выигрывала: столбик ее фишек немного подрос.
Но впоследствии стал с катастрофической скоростью уменьшаться. А потом и вовсе исчез.
Герцогиня опять достала из сумочки деньги. Гардения с ужасом заметила, что это были те последние купюры, которые оставались от денег, выданных ей мсье Груазом.
Она страстно желала остановить тетю, но знала, что та просто не услышит ее слов.
Герцогиня весело смеялась, поворачиваясь к мужчинам то справа, то слева от нее, обмениваясь с ними какими-то шутками.
Гардения сложила вместе ладони и принялась безмолвно молиться. Если тетя проиграла бы и эти деньги, у них не осталось бы абсолютно ничего.
Герцогиня заказала еще шампанского.
Люди, толпившиеся у стола, напряглись и заволновались.
Гардении казалось, что это волнение можно ощутить руками, настолько интенсивным оно было.
— Banco, — сказала герцогиня.
Гардения не знала правил игры, но понимала, что тетя сражается с темноволосым греком средних лет. Люди подались вперед и замерли.
Гардения догадалась, почему вдруг стало так тихо: рядом с греком лежала куча купюр, рядом с ее тетей — ничего. Все ждали исхода этой безумной схватки.
Герцогиня вновь открыла сумочку, но, увидев, что в ней больше нет денег, поднялась на ноги, неожиданно грациозным жестом сняла с шеи ожерелье и швырнула его на стол.
— Двадцать тысяч франков! — крикнула она.
