Голос Родригеса оборвался, он почувствовал слабость. Эмоции переполняли его, на щеках она заметила влагу – и тому виной были не брызги океана.
Он продолжил:
– Потому что мама не могла жить с монстром, и я знаю, понимаю – никто бы ей никогда не позволил забрать с собой наследника. Но легче было обвинять маму за ее бегство, чем понять…
Карлотта положила руку ему на затылок, и это прикосновение прибавило ему сил.
– Когда она ушла, отец забрал мои игрушки. Потому что я был плохим ребенком, – сказал Родригес. – Да и мама ушла, потому что я был плохим, а плохие мальчики не заслуживают игрушки. – Он никогда никому не рассказывал об этом, заставив себя поверить – это глупо. – Некоторое время спустя он в первый раз ударил меня. За то, что я ерзал в церкви. Мы – дети королевских кровей – должны показывать пример, а я не был примером для других. Мне тогда было около пяти лет – как Луке сейчас. Поэтому я научился закрываться от всех и уже забыл, каково это – снова чувствовать себя… нормальным. Карлотта прислонилась к нему, и он почувствовал ее кожу, влажную от слез.
– Я должен испытывать печаль, – снова заговорил он, – из-за его ухода. Но я печалюсь только потому, что у меня никогда больше не будет отца. Никогда. Все закончилось. А моя мама… Я знаю только – ее тоже больше нет в живых. Мне теперь никогда ничего не вернуть, хотя в глубине души я всегда верил – все вернется.
Карлотта обняла его, и он вдруг осознал – ни с кем до этого ему не хотелось делиться своей грустью. Когда он плакал, его никто не утешал, никто не выслушивал.
Родригес приглашал бесчисленное количество женщин в свою постель, но никогда никому не показывал истинного себя. А Карлотта теперь знает. Знает о том, как разбито его сердце. Мама оставила Родригеса, а отец бил. Собственные родители никогда не любили сына.
Сердце Родригеса заныло от невыносимой боли. Родители не любили его. Что с ним было не так? Да, он столько лет избегал чувств… Но ведь это неудивительно.
И теперь смерть отца заставила его снова чувствовать.
Внезапно он отодвинулся от Карлотты и встал, тяжело дыша. Боль разрывала грудь.
– Родригес…
– Нет! – сказал он резко. – Ты не сможешь ничего исправить. Я не нуждаюсь в психотерапии, как твоя сестра. Это непоправимо. Хватит!
Родригес резко развернулся и отправился обратно к машине.
Сев в автомобиль, он хлопнул дверцей и стал дожидаться Карлотту. Он был весь в напряжении, на грани срыва. Когда Карлотта села рядом с ним, он завел двигатель и отъехал от больницы.
По дороге во дворец они оба молчали. Ему хотелось, чтобы она заговорила. Он нуждался в ее поддержке. И ненавидел себя за эту слабость, потому что не терпел зависимости.
Но эмоции брали верх, сжигая его заживо.
Когда они подъехали к дворцу, он резко затормозил, разбрызгивая гравий на лужайку. Слуги с открытыми ртами наблюдали, как, босоногий, принц вышел из машины и стремительно направился внутрь дворца.
Родригес вошел в свою комнату и закрыл за собой дверь. Он даже не обернулся.
В этот момент он страстно желал Карлотту. Но все, что Родригес делал сегодня, чтобы не быть тем, кем он не должен быть – самим собой! – рушилось в одночасье.
И не только сегодня. С того самого момента, как он увидел ее. Его смутное представление о своей будущей жене, которую он едва будет замечать, которая не будет мешать ему жить, потеряло всякий смысл. И прямо сейчас Карлотта нужна была ему так сильно!
Родригес распахнул дверь своей комнаты и вышел в коридор, по дороге стягивая с себя рубашку и бросая ее на мраморный пол. Без стука он ворвался в комнату Карлотты.
Она обернулась – ее глаза были широко открыты от удивления. Она уже собиралась лечь спать и была в ночной сорочке. Как же он хотел снять с нее эту сорочку! Как желал ее тело!
– Ты нужна мне, – произнес он.
Медленно кивнув, она пересекла комнату и оказалась в его объятиях.
Карлотта знала, что ему нужно. Она всегда знала.
От ее прикосновений мир Родригеса, казалось, снова начал приобретать краски. Все стало выглядеть чище и проще.
Карлотта целовала его в лицо, шею, ее пальцы ласкали его обнаженную грудь.
