Карлотта чувствовала нарастающее раздражение Родригеса и старалась вести себя дружелюбно с гостями, пока он был не в духе.
– Что с тобой случилось? – прошептала она, когда очередной доброжелатель удалился.
– У меня нет настроения для всего этого. – Он бросил на нее взгляд: – Я хочу остаться с тобой наедине.
– У тебя была целая неделя для этого. Но ты избегал меня!
Он пальцем провел по линии ее подбородка:
– Это была ошибка.
– Ты так думаешь? – спросила она ровным голосом.
– Карлотта. – Родригес наклонился к ней, и в этот момент зазвонил его телефон. – Одну минуту… Да? Как давно? Почему мне никто не сообщил раньше? – Он сделал паузу и продолжил: – Мы сейчас приедем. – Родригес отключил телефон и посмотрел на нее: – Мы должны идти. Это мой отец… Он… Нам нужно идти.
Король лежал в частном отделении больницы, но белые стены, стерильный воздух и запах антисептика не могли не напоминать – это все же была больница.
Карлотта давно не лежала в больнице. С тех пор, как родился Лука…
Атмосфера здесь была тревожная. Еще тревожнее становилось от отрицательных эмоций, обуревавших Родригеса. Когда они подошли к палате его отца, священник уже был там. Сердце Карлотты сжалось. Она знала – Родригес пока не был готов. А как можно быть готовым к такому?
Ее отец тоже представлял собой тирана, и все же она даже думать не могла о его смерти.
– Я зайду один, – глухо произнес Родригес.
Карлотта осталась в коридоре, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. Сердце бешено колотилось. На глазах выступили слезы.
Она наблюдала за стрелкой часов. Видела, как священник вышел и снова зашел. Сердце ушло в пятки.
Наконец она села на стул и закрыла глаза.
– Все закончилось, Карлотта. – Голос Родригеса разбудил ее.
Карлотта неожиданно для себя уснула.
– Что?!
– Его больше нет. – Окаменевшее лицо Родригеса выражало печаль.
– Родригес, я…
– Пойдем, – прервал он ее.
Карлотта встала со стула, пытаясь прийти в себя после сна, и последовала за ним на холодный ночной воздух. Она вся дрожала.
– Что мы теперь будем делать? Что это значит?
– Это значит одно – я теперь король. Утром соберем пресс-конференцию.
Он пошел к машине, которую припарковал у главного входа в больницу. Стоянка там была запрещена, но его это не касалось.
Родригес открыл дверцу машины со стороны водителя и замер:
– И моего отца больше нет.
Карлотта подбежала к нему и обняла, не заботясь о том, хотел он того или нет. Ему была нужна ее поддержка, даже если он никогда не признается в этом.
– Мне жаль, – прошептала она срывающимся голосом.
В ответ он обнял ее одной рукой. Она слышала его учащенное дыхание.
– Мне жаль, – снова повторила она, не отпуская его.
Прохладный ночной ветер дул с моря, а по ее щекам текли слезы.
Карлотта сжала его руку:
– Не хочешь пройтись?
– Хочу, – ответил Родригес.
Держась за руки, они отошли от машины, оставив ее открытой. В этот поздний час все вокруг казалось пустынным. Больница находилась на возвышенности около океана, в нескольких минутах езды от города. Они молча вышли на тропинку, ведущую к берегу. И когда оказались у самого океана, волны которого плескались у их ног, он снова заговорил:
– Моего отца больше нет. И нет возможности разрешить все то, что между нами произошло. Нет шанса на воссоединение, на извинения… Он никогда бы не извинился, но возможность такая была. А теперь ее нет. И все, что мне осталось в воспоминаниях об отце, – это боль, страх и годы молчания, когда я старался по максимуму его избегать. – Родригес глубоко вздохнул. – Что я чувствую? Я не понимаю… Если что-то вообще чувствую…
– Нет правильного или неправильного ответа, – сказала она. – Есть твои чувства. Так и должно быть.
Он молчал. Потом опустился на колени. Карлотта села рядом, не тревожась о том, что платье будет в песке. Не тревожась ни о чем, кроме одного – она должна быть рядом с ним. Утешить его.
В груди Родригеса все сжалось – было трудно дышать. Все, что было связано с отцом, теперь ушло, и с осознанием этого пришло облегчение и печаль. И еще боль не оставляла.
– Я… слишком упрощал все, – произнес Родригес медленно, не понимая, почему рассказывает ей. Но держать в себе это он тоже больше не мог. – Я имел дело с отцом на моих условиях. Это было нелегко. Конференции, совещания… Но в душе я его ненавидел, Карлотта. За все, что он сделал мне. За уход моей мамы.
