Конечно, он сам мог приехать сюда и спасти ее, если бы Моран тогда не посчитал его последним трусом и не отправил обратно. А может, Моран прав и все его метания и неуверенность действительно всего лишь обыкновенная трусость? Он мог приехать сюда, если бы отказался тогда возвращаться, если бы настоял, что они должны ехать вместе, несмотря на нежелание Морана. Если бы он был сильнее. Если бы он вообще был мужчиной. Несколько недель после того письма Осгар сгорал от стыда и отвращения к себе. Чувствуя сильнейшее унижение, он с головой бросился в повседневные дела в Глендалохе, как человек, скрывающий постыдную тайну. И после долгих мучительных раздумий он наконец решил, что ему не остается ничего другого, как признаться самому себе в том, что и его любовь к Килинн, и маленькое колечко из оленьего рога, которое он хранил, и все его мысли о ней – не что иное, как притворство.
Ведь когда наступил тот единственный раз, когда он должен был поехать к ней, он самым постыдным образом смалодушничал.
Он даже не заметил, что Килинн все еще продолжает говорить – уже о чем-то другом. Осгар постарался сосредоточиться. Она рассказывала о своем замужестве.
– Я тогда ужасно разозлилась, – призналась Килинн. – Но время шло, и с годами я поняла, что ты был прав. Теперь, я полагаю, мы все вполне счастливы. Ты поступил так, как должен был поступить. Ты сделал свой выбор.
Да, подумал Осгар, так и было. За эти годы у него много раз появлялась возможность изменить свое решение, но он каждый раз делал свой выбор. Выбор уйти. Выбор бросить ее тогда, когда она в нем больше всего нуждалась. А когда делаешь такой выбор, вернуться назад уже не можешь. Никогда.
– Я не останусь в Дифлине, – сказал он. – Я не могу вернуться.
– Очень жаль, – сказала она. – Я буду по тебе скучать.
Вскоре он собрался уходить. Но перед уходом спросил:
– Как думаешь, ты выйдешь еще раз замуж?
– Не знаю, – с улыбкой ответила Килинн. – Надеюсь, что да.
– У тебя есть кто-нибудь на примете?
– Пока нет. – Она снова улыбнулась, на этот раз с некоторой самоуверенностью. – Я разборчива.
Много лет Харольд не вспоминал о датчанине Сигурде. С их последней встречи датчанин больше не появлялся, да и после той постыдной истории, когда он принял за Сигурда ни в чем не повинного человека, у Харольда не было особого желания думать о своем обидчике. Так или иначе, с годами он решил, что датчанин просто забыл о нем.
Все эти годы судьба была благосклонна к Харольду. В Дифлине и Фингале царил мир. Бриан Бору добился всего, чего хотел. Через два года, после того как ему покорился Дифлин, глава гордого клана О’Нейл признал его верховным королем всего острова, хотя сам все же остался королем Тары, будучи главой могущественного рода. Северные вожди в Коннахте и Ульстере были недовольны новой властью, но высокое положение Бриана заставило их подчиниться. К тому же он проявил большую мудрость, совершив паломничество в церковь Святого Патрика в Арме и обеспечив себе благословение священников с помощью огромного дара золота. А Харольд тем временем, радуясь, что в Фингал снова пришел мир и гавань Дифлина никогда не стоит пустой, наслаждался растущим с каждым днем достатком и процветанием.
Но не прошло и десяти лет, как его счастье омрачила большая потеря. В 1011 году его жена Астрид, прожив с ним больше двадцати лет, оставила его. Ее смерть стала сильным ударом. И хотя ради детей Харольд заставлял себя заниматься делами как прежде, сердце его умерло вместе с ней. Весь тот год он жил как во сне и лишь благодаря любви и заботе детей не впал в отчаяние. Только к следующей весне он понемногу стал оживать. А в конце апреля отправился в Дифлин к своему другу Морану.
Первый раз Килинн увидела его в тот апрельский день. Она тогда навещала родных в Дифлине. Отец ее умер несколько лет назад, и теперь в их старом доме жил ее брат с семьей. Вместе с женой брата Килинн отправилась на прогулку к Тингмаунту, и, проходя через Хогген-Грин, они увидели двух всадников, которые приближались к ним со стороны Длинного Камня, с заливных земель. Одного Килинн узнала – это был Моран Макгоибненн. Второй казался очень высоким и прекрасно держался в седле. Килинн спросила свою спутницу, кто это.
