Об одном лишь Осгар сожалел: монахи на острове отказались от древних тонзур друидов. Через два столетия после святого Патрика папа настоял на том, чтобы все монахи христианского мира выбривали только самую макушку, на римский манер, и после недолгих возражений Кельтская церковь с этим согласилась. «Но мы все равно остались друидами, пусть и очень глубоко», – любил он говорить, и это была шутка лишь отчасти.
– Значит, завтра уезжаешь? – спросил его старый монах.
– Да.
– В мире сейчас так неспокойно. – Старик вздохнул. – По всему Ленстеру снуют люди Бриана Бору, и что у них на уме, одному Богу известно. Тебе бы остаться здесь еще на какое-то время. Подождать, пока все не утихнет.
Осгар рассказал монаху о сестре Марте, но старик лишь покачал головой:
– Для ученого вроде тебя это может быть очень опасно, да еще из-за какой-то килдэрской монахини.
С этими словами он повернулся и пошел прочь. Но через несколько мгновений вернулся, держа в руке небольшой кусок пергамента.
– Посмотри на это, – сказал он, положив пергамент на стол перед Осгаром.
Это был рисунок, выполненный черными чернилами. Ничего подобного Осгар никогда прежде не видел. Трилистник из трех свободно соединенных завитков отчасти напомнил ему те, что он уже видел на некоторых рисунках. Но если раньше все завитки были изображены в виде завершенных геометрических форм, то здесь закрученные линии словно устремлялись к краям листа, как будто их поймали прямо посреди какого-то бесконечного движения.
– Это я сам срисовал, – с гордостью сообщил монах.
– С чего?
– С одного большого камня возле древних захоронений над Бойном. Люблю там побродить иногда. – Старик с довольным видом посмотрел на свою работу. – Вот такая там резьба. В точности.
Осгар продолжал рассматривать рисунок. Наверняка изображение было очень древним.
– Ты можешь понять, что это значит? – спросил монах.
– Не могу. Мне очень жаль.
– И никто не может. – Монах вздохнул, но тут же оживился. – Но ты согласен, что это ужасно любопытно?
Это действительно было очень любопытно. И вот что странно: после того как Осгар ушел из библиотеки, загадочный рисунок весь вечер не выходил у него из головы, он думал о нем даже больше, чем о прекрасной книге Евангелий. Этот скромный кусок пергамента снова и снова всплывал у него перед глазами, как будто блуждающие завитки содержали в себе некое зашифрованное послание для тех, кто был готов отправиться в путешествие, предназначенное им самой судьбой.
Они покинули монастырь с первыми проблесками зари. Снегопад прекратился еще накануне, и хотя утро выдалось довольно холодным, земля еще не успела промерзнуть и была влажной. Ехали они в небольшой повозке, которую раздобыл Моран. По дороге никто не встречался. Каждый раз, проезжая мимо какого-нибудь крестьянского двора, они расспрашивали о новостях из Манстера, но никто ничего не слышал. Казалось, по крайней мере в этой части острова было пока что спокойно. Ближе к полудню они добрались до переправы через Бойн и, миновав реку, продолжили путь на юг под свинцовыми небесами.
День прошел спокойно. Они внимательно вглядывались во все стороны, ожидая появления налетчиков, но так никого и не заметили. Когда начали сгущаться сумерки, они увидели дымок над каким-то поместьем рядом со старым фортом и, подъехав туда, нашли в доме пастуха с семьей. Обрадовавшись возможности согреться у огня под крышей, путники остались у них на ночь. Пастух рассказал им, что Бриан Бору с огромным войском подошел к Дифлину и разбил лагерь рядом с городом.
– Говорят, он хочет остаться там на все Рождество, – сообщил пастух.
На вопрос, не было ли каких-нибудь происшествий в округе, хозяин дома ответил, что у них все спокойно.
На следующее утро, когда они отправились дальше, небо так и не прояснилось. Впереди простиралась большая равнина. Справа, на западе, начинались необъятные болота. На востоке, в двух днях пути отсюда, находился Дифлин. А на юге, куда лежал их путь, раскинулась огромная пустошь, усеянная маленькими рощицами. Ко второй половине дня, если двигаться с разумной скоростью, они могли бы добраться до самого большого из открытых мест равнины, голого плато Кармун, где жители острова с незапамятных времен собирались на языческий праздник Лугнасад и устраивали скачки на лошадях. А от места древних состязаний до их цели, огромного монастыря в Килдэре, оставалось совсем немного.
