– Рука святого Колумбы.
От неожиданности Осгар вздрогнул. Обернувшись, он увидел рядом с собой того старого монаха, что следил за скрипторием. Осгар так задумался, что даже не слышал, как старик подошел.
– Так говорят, – снова заговорил монах.
Многие приписывали Келлскую книгу святому Колумбе, или Колуму Килле. Колумба происходил из королевского рода и был прямым потомком самого Ниалла Девяти Заложников, а его собственное прозвище в переводе означало «голубь Церкви». Он основал знаменитый монастырь на острове Айона, напротив северного побережья Британии, и, безусловно, был известен как искусный каллиграф. Но Колумба жил всего спустя век после святого Патрика, а Осгару, который изучил множество книг в монастырской библиотеке, казалось, что книга создана намного позже. Келлс был основан двести лет назад как убежище для монахов с Айоны, которые бежали оттуда после того, как островной монастырь подвергся нападению викингов. И поскольку несколько рисунков в книге остались незавершенными, то, возможно, ее и создали на Айоне, а викинги помешали закончить работу.
– А я наблюдал за тобой.
– Ты?
За те два месяца, что Осгар провел здесь, хранитель скриптория и слова не сказал ему без необходимости, а поймав пару раз его суровый взгляд, Осгар и вовсе решил, что чем-то разозлил старого монаха, только никак не мог понять, что он сделал не так. И вот теперь он с удивлением увидел, что лицо старика расплылось в улыбке.
– Ты ученый. Я это вижу. Как только я увидел тебя в первый раз, я сказал себе: «Наконец-то на острове появился настоящий ученый».
Осгар был и польщен, и удивлен. С тех самых пор, как он в детстве слушал уроки своего дяди, он справедливо гордился достижениями своих соотечественников. Потому что в то время, когда варвары захватили бóльшую часть мира, именно монахи-миссионеры с западного острова пришли на старые кельтские территории разрушенной Римской империи, чтобы воссоздать христианскую цивилизацию. Монахи с Айоны основали другие важные центры, вроде великого западного монастыря на Линдисфарне, и обратили в христианство бóльшую часть севера Британии. Другие отправились в Галлию, Германию и Бургундию, и даже через Альпы на север Италии. И со временем за основателями этих монастырей в немалом числе последовали кельтские паломники и проложили путь на юг, прямиком до Рима. Однако Кельтская церковь не только вернула светоч истины – она стала величайшим хранителем классической культуры. Библия на латыни и комментарии к ней, труды величайших латинских авторов: Вергилия, Горация, Овидия и даже некоторых философов – все это было переписано и бережно сохранено. Английские аристократы посылали свою молодежь учиться на западном острове, где некоторые монастыри превратились в нечто вроде академий; ученые острова были известны при королевских дворах всей Европы. «Эти кельты с острова, – говорили о них, – самые лучшие грамматисты».
Сам Осгар думал, что все дело прежде всего в великой традиции сложного, но очень поэтического кельтского языка. Честно говоря, он втайне даже сомневался, что англичане вообще способны по-настоящему оценить классическую литературу. Он помнил, как однажды один монах из Глендалоха заметил: «Эти англичане говорят так, как говорил бы сарай с соломенной крышей, если бы умел». К счастью, монастырские летописцы не ленились записывать все старые кельтские традиции. От сводов законов древних племен и друидов до старых сказок и историй, поведанных бардами, – все это монахи острова бережно заносили в летописи вместе с событиями прошлого. Легенды о Кухулине и других кельтских героях и богах можно было теперь найти в монастырских библиотеках вместе с классическими текстами и Священным Писанием. И не только это. Возникла даже новая литературная традиция: проникшись звучностью латинских гимнов, ирландские монахи взяли за основу выразительные стихи древних кельтских поэтов и трансформировали их в письменную ирландскую поэзию, куда более захватывающую, чем даже языческие оригиналы. И, соответственно, легенды частенько слегка изменялись. Осгар думал, что в этих старых историях иной раз бывало такое, чего ни один христианин не захотел бы записывать. Их просто невозможно было оставить в первоначальном виде. Но великая древняя поэзия все равно жила и вдыхала кельтскую душу в новые строки.
