Заманчиво, конечно, но… Товарность сельского хозяйства была на таком низком уровне, что всерьез говорить о крестьянине как о финансовом локомотиве индустриализации смешно и несерьезно. По сравнению с 1913-м годом производство зерна в 1927-м сократилось на 10 %. Несмотря на то, что к 1927 году промышленность и сельское хозяйство приблизились к уровню 1913 года, количество зерна для продажи на внутреннем рынке было в два раза меньше, чем в 1913 году. Полностью прекратился экспорт зерна, составлявший в 1904–1914 годах около 11 млн.т. в год, каждый год вставал вопрос о снабжении зерном крупных городов, что сильно тормозило развитие всей экономики.
Крестьянство не стремилось расширять свое производство — а зачем? Промышленные товары становились все дороже, явственно ощущался их дефицит. Поэтому в 1925/1926 финансовом году более 400 млн.т. хлеба не было вывезено на рынок и оставалось в крестьянских амбарах. В 1926/1927 году предназначенного на продажу хлеба оказалось ещё меньше, а его запасы в крестьянских амбарах приближались к миллиарду пудов. И логика крестьян понятна — зачем задаром отдавать в город зерно, если взамен все равно ничего получить невозможно? Тем более — существует альтернативный рынок зерна, который очень чутко реагирует на конъюнктуру — разрыв в ценах государственных и частных заготовок хлеба достигает к январю 1928 года 100 %.
Мало того, что сама идея заставить крестьян заплатить за индустриализацию оказывается порочной — заготовительный кризис, обусловленный этими обстоятельствами, принуждает государство возрождать чрезвычайные меры времен «военного коммунизма»: уже в конце 1927 года началась конфискация «хлебных излишков», установление постов на дорогах, обыск крестьянских амбаров. На поиски спрятанного хлеба направлены тысячи членов партии, привлекаются воинские подразделения, деревенские бедняки, которым при этом полагалось до 25 % конфискованного хлеба за низкую плату или совсем бесплатно.
Так что и этот вариант финансирования промышленности оказывается абсолютно безнадежным.
* * *
Но все мы, бывшие советские люди, пережившие финансовый бедлам 1989–1992 годов, помним, что в тяжелой обстановке правительства большинства новорожденных государств СНГ с легкостью прибегало к помощи печатного станка. Надо сказать, что вожди этих самых новорожденных государств СНГ не были первопроходцами в этом деле — эмиссия, как способ получения средств для общегосударственных нужд имела место и в самом начале индустриализации. Пока не выяснилось, что это — дохлый номер.
Сначала у Советской России все было как у людей — я имею в виду, в плане финансов.
Жуткий бардак в финансово-кредитной сфере эпохи «военного коммунизма» (когда за ненадобностью был упразднен даже Государственный банк) сменился робкими шагами по стабилизации денежной системы — «новая экономическая политика» требовала возвращения на свое законное место «всеобщего эквивалента».
Сначала в 1922 году были выпущены так называемые совзнаки. Новый рубль приравнивался к 10 тыс. прежних рублей. В 1923 году были выпущены другие совзнаки, один рубль которых равнялся 1 млн. прежних денег и 100 рублям образца 1922 года. Одновременно с выпуском новых совзнаков, в конце ноября 1922 года была выпущена в обращение новая советская валюта — «червонец», приравненный к 7,74 г чистого золота, или к дореволюционной золотой десятирублевой монете. Новые «золотые банкноты» на 25 % обеспечивались золотом, другими драгоценными металлами и иностранной валютой, на 75 % — легкореализуемыми товарами, векселями и прочими обязательствами. Выпуск червонцев означал перелом в развитии финансовой системы России. Было строго запрещено использовать червонцы для покрытия бюджетного дефицита. Они предназначались прежде всего для кредитования промышленности и коммерческих операций в оптовой торговле. И хотя на 1 января 1923 года доля червонцев в денежной массе была ничтожна — всего 3 %, — во втором полугодии они почти вытеснили совзнаки из крупного хозяйственного оборота. Уже осенью крестьяне соглашались продавать зерно только за червонцы, порой даже снижая цены, лишь бы получить «золотые банкноты». Устойчивость червонца подтверждалась тем, что Госбанк обменивал все предъявляемые банкноты на иностранную валюту по твердому курсу.
