Курьерша вообще исполнительна, но простовата и болтлива, — кто-то воспользовался этим. Мария еще не угадывала, кто вооружился против нее, и нещадно ругала себя за то, что не прочитала газету вовремя… как это случилось?..
Ей не доводилось иметь дело с печатной клеветой, и поэтому она крайне растерялась… Наверно, завтра утром куда-то вызовут ее, начнут допрашивать… Нужно было сейчас же увидеть Бориса Сергеевича!.. Но ведь в газете не пощадили и его… значит, и у него есть враги, которые ничем не брезгуют?.. Ей стало жаль его… Столько у него работы, тяжелейшей, срочной, ответственной, а тут еще это!.. Кажется, он собирался нынче долго пробыть в конторе?..
Мария побежала туда, в голове все путалось, горело… Старик сторож поглядел на нее насмешливым, щурким взглядом (или только показалось ей), и будто хотел сказать: «Вот как вас с начальником-то». — Обличительный номер газеты торчал у него из кармана.
Дынникова в конторе не было.
До Ключихи, где квартировал Борис Сергеевич, было две с половиной версты, а ночь надвигалась быстро, словно торопилась помочь злому человеку уйти непойманным. Два раза спадала с ноги галоша. Мария злилась, потом заплакала, разорвала газету, но не вмяла ее в грязь: следовало эту улику бесчестья показать Дынникову…
Среди ровного пустынного поля, где прошлым летом (в последний раз!) был посажен картофель, встретился ей Мокроусов Мартын. Он мотался из стороны в сторону, выписывая восьмерки, шел в это неурочное время к реке, к гавани, изливая в площадной брани встревоженную кем-то душу. Может быть, так разнутрила его газета?.. Он спорил с кем-то, не соглашался, рычал и все грозил кому-то черным огромным кулаком.
Из опасения Олейникова сошла с дороги, чтобы обойти его подальше. Он только тут увидел ее, растопырил руки и ударился за ней. Мария со страху задохнулась и не могла бежать, но, на ее счастье, его метнуло в сторону, и он упал.
Пробежав несколько десятков сажен, она оглянулась: на невспаханном, утолоченном поле лежал Мокроусов, похожий издали на серый камень, а рядом с ним покачивались от ветра полынь и редкие стебли будыльника.
В деревне уже загорались огни, темными облаками грудились на усадьбах деревья, сонно кричали галки. Молодежь догуливала день свой — заливалась где-то на порядке гармонь, взмывали над садами припевки парней и девок — неразборчивые, ухающие, иногда заглушая веселые переливы двухрядки.
Где жил Дынников, Мария не знала, — где-то тут, на конце деревни. Она шла прямой, поднимавшейся немного в горку, улицей, взглядывая на окна… И почему-то вспомнилось то отдаленное утро, когда она, удрученная горем, шла улицей города, чтобы найти Михаила. Теперь она искала другого, и совсем по иной нужде, — но опять, как и в тот раз, непонятная робость или что другое мешало ей обратиться к посторонним… Так, мучаясь, дорожа каждой минутой времени и вместе с тем растрачивая его понапрасну, она шла вдоль порядка.
Влево, подобно темному и глухому оврагу, лежал узкий проулок, зажатый плетнями, и она повернула туда, чтобы выйти на другую улицу: там светлым пучком лучей мигнули фары, — быть может, на ее удачу, это приехал Дынников. Она следила глазами, где остановится машина, и вдруг, заслышав впереди негромкую песню, замерла от изумленья. Кто-то, пока невидимый за садовой калиткой, выходившей в проулок, напевал гнусавым тенорком, раздумчиво, про себя, знакомую ей песню:.
И за тенью является тень,
и дрожит под ногами ступень,
и звенит растревоженный мрак
от стонов, скандалов и частых драк…
Та же песня, тот же скрипучий, будто изношенный голос, который однажды ночью слышала она в комнате Фаины Львовны, когда там сидели какие-то гости… Значит, парикмахер Иван Забава здесь?!
Или встреча с Мокроусовым так сильно перепугала ее, или инстинкт подсказывал, что небезопасно встретиться с этим «знакомым» человеком, — она торопливо перешла на другую сторону проулка и ускорила шаг. Скрипнули ворота сада, человек шел следом за ней, и чавкающие шаги его становились все ближе. Она не оглядывалась, чувствуя его у себя за спиной, — но тут совсем рядом появилась кучка ребят с гармонью, — у Марии отлегло от сердца.
