— Старые, кто из деревни пришли, обновятся не сразу, — ответила ему Варвара.
— Это все так… а в молодых откуда гнильца берется? — заспорил Харитонушка, помня о шофере. — Гнилой зуб хоть можно выдернуть, а вот уродца такого куда денешь? Недавно от титьки отняли, а уж он — с характером!..
— О нем разговор особый.
— Есть и такие, которые себя понуждают к честности. Только ничего не получается. Он принудит себя на час, на день, а нам интересно получить его на всю жизнь. Тогда как?
— Учить надо убеждением, проверять почаще. Так наша партия и воспитывает.
Солнце уже взобралось на горку. Варвара оглядывала и не узнавала прежние места, столь измененные… На пустыре, занимая высокие бугры над болотом, стояли поодаль друг от друга в три улочки новые, чистенькие дома американского поселка. Два месяца с небольшим понадобилось, чтобы обстроить этот уголок земли для иностранных инженеров и мастеров, в помощи которых нуждалась страна на первых перегонах своей дороги в будущее.
Большинство зданий, непохожих на русские, было уже закончено и в них жили. На крайнем к болоту порядке, явно спеша, работали одновременно и плотники, и штукатуры, и чернорабочие — вставляли застекленные рамы, кровельщики лепились на крышах, гремя железом, стуча молотками; один дом с расписанными дранкой стенами мазали и прихорашивали штукатуры, сами жившие бог весть где. Сезонники расчищали дорожки и увозили мусор за поселок, к болоту.
Правее — на огромном пространстве — низкая поросль строительства: столбы, фундаменты из серого камня, сараи, склады, груды материалов, стрельчатые подъемники с красными флажками и бетонный завод, похожий на пожарную каланчу, — поднимались над этой взбудораженной землей.
Тут, на повороте к гавани, и нагнал их Колыванов.
— А-а, попутчица! — сказал он звучным широким басом.
Харитонушка сошел с дороги на тропу, чтобы не мешать их разговорам.
Колыванов шагал крупно, и Варвара едва поспевала за ним, дивясь, что даже он ходит пешком.
— Товарищ Казанцева, сколько у тебя людей?
— Было двадцать пять, теперь шестьдесят.
— Партком решил бригаде твоей поручить одно дело… Нас интересует главное, чего как раз не хватает. Огня в людях нет, соревнования. Машины простаивают половину рабочего времени, особенно в гавани привилось это.
Его большие, широко расставленные глаза смотрели на нее сверху вниз и были строги.
— Вчера в барабан гравиемойки бросили камень, — сказал он. — Кожух испорчен, барабан погнут. В цепь «Галля» какой-то негодяй сунул кусок железа — цепь лопнула и транспортер вышел из строя. Работу бросают, когда вздумается. Гавань, как проходной двор: люди приходят и уходят, а начинается самый разгар стройки. Слышишь, шумит кругом! — Под его взглядом Варвара невольно улыбнулась. — Еще троих-четверых найдешь, чтобы сумели во главе отдельных бригад встать и работать, соревнуясь, тянуть за собой других?..
Варвара была польщена доверием, но немного робела. Первый месяц работы — наиболее суетливый, полный несусветной путаницы, неразберихи, крика, ненужной утомительной беготни и поисков то инженера, то десятника, то своего собственного места, — не остудил ее рвения, но измотал сильно.
Никому не сознаваясь в этом, она уставала и, может быть, поэтому появилась в ней суровость. Она знала, что делать ей здесь и к кому идти, если не сможет сама; несколько раз уже ходила к Матвею. Замечая тьму прорех, она не пропускала никакой мелочи и все записывала в тетрадку, чтобы не забыть потом.
На последнем собрании этот дневник строительных ошибок, простоев и прогулов очень пригодился ей, когда выступала по докладу Дынникова.
Пару дней спустя к ее бригаде приписали еще новичков, — обязанности и заботы усложнились, новых людей она еще не успела хорошенько вызнать, — но Сережка Бисеров — ловкий на язык, наверно, погодится и в дело; Володька — тоже. Горохову Настю знала она и вполне на нее надеялась. Петька Радаев тоже взялся за ум и мог пригодиться.
— Ты долго думаешь, — торопил секретарь, сам умевший думать обстоятельно, как заприметила однажды Варвара.
— Чтобы не сорваться. Уж очень дело-то такое… как на войне.
