Инженеры - страница 58

— Только чтобы — работать всерьез, без трескотни, без отказу?..

— Уж такое условие: браться за гуж — так обеими руками.

— Вот именно.

Старик Парфен, спавший всегда мало, проснулся, когда скрипнула чья-то кровать; мимо него во тьме прошел кто-то, наверно, Сережка, потом вернулся, — и старик скорее почуял, чем услышал, что ребята зашептали о чем-то. Ночь была на исходе и Парфен, жалея молодых, сказал:

— А вы спите, ребятки… Утро ведь скоро… Наговориться-то еще успеете… Вам отдохнуть надо. Утро вечера всегда мудренее.

Но они не слушали его, и только когда в Ключихе пропели петухи, долгая закончилась беседа, и Сережка заснул.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

От бессонной ночи ломило кости, члены отяжелели, но Парфен поднялся рано, когда еще все спали, и, захватив ведерце рукою так, чтобы не гремело, вышел из палатки, ежась от тумана, накопившегося в низине.

Уже подступало утро: рделся на востоке розовый большой цветок и мокрой листвой березника шелестел молодой ветер. Какая-то птаха, невидимая в омуте лесов, начинала первую песню, но все срывался тонкий ее колокольчик.

Парфен подошел к озеру, которое пряталось в кустах, рукой разогнал зелень и, когда получилось круглое зеркальце, зачерпнул воды. Тут же и умылся, а вернувшись к палатке, разжег костер на прежнем месте, повесил котелок на козлы и сам присел подле него на чурбашок.

Когда нагрелась вода, начал будить ребят:

— Вставайте, молодчики!.. пора уж. Гудок на бетонке — вон как того… заливается, — подыматься велит… И денек хороший… Вставайте, пора… Я сейчас вскипячу.

Понемногу нарастали шумы и голоса в палатках; протяжно, на высокой ноте, гудел на постройке гудок; на луговине у палаток, смеясь и перекликаясь между собой, умывались автостроевцы.

Вышел и Петька Радаев. Стоя поодаль палатки, он озирал незнакомые места, и все ему было непривычно новым: и полотняная деревенька, и люди, и высокий стрельчатый остов бетонного завода, и отодвинутый лес, и крупные высокие холмы нарытой глины, и новые здания в тумане, и барачный поселок, и развороченные кругом пустыри.

Туман понемногу трогался, бесшумно тек широкой рекой и, точно баржи на рейде, виднелись над ним крыши бараков.

Подходя к умывальнику, где теснились молодые ребята, Петька приметил одного паренька в зеленой, выжженной солнцем рубахе, подпоясанного ремешком, — русого, рябоватого, стриженного под бокс, — с волос текло, — и сразу узнав вчерашнего своего противника, хотел пройти мимо.

Но тот вытер руки, взмахнул полотенце на плечо и превесело, как ни в чем не бывало, воскликнул:

— Здорово!.. Как почивали, Иван Никифорыч?

— Не Иван я, а Петр… Радаев Петр.

— Знаю… Это я так… книжку читал у Гоголя… Интересно… Там тоже двое поссорились — только помещики… два Ивана… Не читал?.. Можешь попросить у меня, и я безусловно дам.

Примеряясь, как теперь держать с ним себя, Радаев усмехнулся, чтобы облегчить возможность примиренья:

— Я — не белая кость, а — грузчик… три года стажу.

— Да знаю, — изогнулся парень, пощуриваясь хитро. — Я ведь шучу все. — И сразу стал серьезен. — Ну, будем знакомы: Сергей Бисеров… колхозник первого призыва.

Петька вспомнил вчерашний день и, несмотря на обычную свою мрачность, засмеялся.

— Да уж мы сознакомились. — Но протянутую руку пожал с удовольствием.

— То — не в счет… безусловно — обоюдная ошибка… А в общем, знай: мы — народ мирный, в дружбе живем… Работать умеешь? — начал Сережка, входя в допросную роль и мельком взглядывая на палатку, из которой уже два раза высовывалась и опять пряталась Настя.

— Могу, — качнул головой грузчик. — Силой не обижен.

— Куда лыжи направить думаешь?

— А мне все равно… хотя бы в гавань.

— Тогда шагай в отдел кадров… вон — крыша виднеется… и просись в нашу бригаду. С нами тебе прямой резон — о чем разговор после… Валяй.

Бисеров уже по-приятельски, всей ладонью, хлопнул его по плечу и побежал к своим.

— Ну как? — окликнула его Настя, когда он поравнялся о их палаткой. — Сосватались?

— Есть такой сорт!

И Настя поняла, что Сережка не только помирился с Радаевым, но и вместе работать будут.

Дороги и пустыри ожили, со всех сторон двигался народ на постройку, гудели на шоссе автомобили и второй раз завыла бетонка.