Ей и самой хотелось побыть с ним. Они немного прошлись тропой мимо палаток и скоро опять вернулись.
— Нет, Сереженька, спать надо. Завтра ведь нас рано-рано поднимут, — сказала она с улыбкой, — Иди-ка спи, суматошный…
В палатке все спали.
Сережка впотьмах осторожно прошел к своей постели и улегся тихо, чтобы не разбудить кого. Он старался заснуть, — но было опять не до сна.
«Ну вот и выяснилось, — подумал он облегченно. — Значит, Петька тут ни при чем… А то бы — пошла война! Оказывается, как здорово ошибиться можно?.. А Катька эта — действительно… своих обокрасть. Ведь только додуматься надо!.. А мы ее тут жалели».
Потом припоминал свою работу на канавах, когда поднимали «Лорейн», слова Колыванова, его строгую речь на собрании в столовой и выступление Харитонушки, который, не называя имен, но безусловно имея в виду Володьку Сенцова и Бисерова, говорил с осуждением:
— Поискать таких лодырей, как мы!.. Государство большое, изо всех сил старается, чтобы народу жить легче, а находятся люди, которые… кроме болтовни, ни на что не способны.
Выгоднее было тогда Сережке промолчать, и он сдержался. Зато, когда расходились с собрания, нагнал Харитонушку и спросил:
— Так уж никакой способности? Никакого таланту? Значит, негодный брак, балласт?
— Выходит, эдак, — согласился старик. — А если бы за разум взялись, так совсем бы не плохие ребята… Ты, Серега, парень с понятием… а вон догляди, как Настя Горохова старается… прилежности у нее на вас на всех хватит… Хоть бы перед девчонками-то постыдились, право!..
Нынешний вечер, особенно объяснение с Настей, всколыхнули Сережку, и он, чувствуя, как стучит в висках от непривычного напряжения мыслей, потер лоб: «Да, неладно у меня получается… Настя пока не замечает… а потом увидит, что ленюсь… И Колыванов тогда на собрании сказал: «Лентяев бить будем — и рублем, и в газете…» Он сделает… Баловством да смехом завод не выстроишь, тут впрягаться надо. И не одному, а всем».
Определив свою дорогу, Сережка уже не мог оставаться один, наедине со своими, мыслями и позвал Сенцова, который спал рядом, заливаясь храпом на всю палатку.
— Володька, — будил он, толкая его в спину. — Какой же ты друг мне, ежели дрыхнешь бессознательно в такое время?
— Чего ты? — недовольно промычал Сенцов, оторванный от сладких снов. — Какое время?
— А вот такое… давай поговорим. Вопрос имею.
Володька очнулся не сразу, а Сережка, свесившись головой с нар, дышал ему прямо в лицо:
— Подлец ты, честное мое слово… гнать надо за такие доблести! И опять же лодырь ты непролазный… За что тебе деньги дорогие платят? Глядишь только, как другие работают, а сам от лени в тоску впадаешь и даже ударился в пьянку. Какой в тебе резон жизни?..
— А сам-то? — начинал сердиться Сенцов, вспомнив прошедшие дни, когда Сережка зубоскалил больше всех и тоже болтался без дела.
— Вот и говорят тебе, что совесть у нас, безусловно, луженая… Зачем в обман пустились, ежели Дынников на нас понадеялся и с первого же разу, как хороших людей, обещал бараком удовлетворить, а после — к станкам поставить?.. Наверно, прочие остальные глядят на нас и дивуются: ай да молодежь! ай да колхозники!.. Ведь мы этак новый завод на сто процентов заморозим и себе никакой выгоды… Стыд, честное благородное!.. а девчонки здесь, гляди, какие чудесные… Вот пропечатают нас в газете — и все будут пальцами указывать… Ты думал про это?..
— Нет, не думал, — сознался Володька, стараясь во тьме разглядеть лицо приятеля: всерьез он говорит все это, или опять озорная полоса нашла по причине бессонницы.
— Я давно втолковываю, что одного шарика у тебя не хватает… Думать надо!.. Что мы — пеньки с глазами? На поденку к попу пришли али завод строить? Разница! То-то вот и оно… Харитонушка правильно сказал… у него «чердак» светлый… Я его уважаю… Так вот какое мое предложение: давай из борозды не вылазить, не болтаться из стороны в сторону, а впряжемся и — повезем… это даже интересно с точки зрения: были, так сказать, в хвосте колонны, потом вдруг обогнали. В комсомол вступать надо. Понятно?..
— Давай, — согласился Володька, уразумев наконец суть Сережкиных слов.