Инженеры - страница 55

Вдруг кто-то сзади дернул его за плечо, — это была Настя Горохова.

— Уже сцепился?.. нельзя одного оставить, — заворчала она на Сережку, как жена на пьяного и скандального мужа. Она прибежала сюда, заслышав у первой палатки недобрые голоса, не сулившие ничего, кроме драки. — С кем ты это, репей?

— Да вон с товарищем «Киселевым» поцапались, — ответил Бисеров насмешливо и пошел прочь. — Владимирской клюквы отведал — немыта и кисла… пойти хоть сладким чаем запить.

Настя не поняла ничего из его слов, не знала никакого Киселева, а, заглянув в палатку, ахнула от удивления и радости:

— Ба-а!.. Петька! Неужто ты?

— Я… а это — ты?.. Настя! Здорово.

— Здравствуй… когда появился-то?

— Нынче, перед полднями… Вчера с Варварой разговор был, а утром — махнул сюда… Стало быть, вы здесь? а Галка? а Маруся?..

— Вместе, в одной палатке… Маруся теперь — секретарь, а мы завтра — в гавань. А ты как надумал сюда?

— Вот так, — смущенно и обрадованно улыбался Петька Радаев, разводя руками.

— Да как?! — кричала Настя.

— Да вот этак… чего, думаю, время вести, давай пойду… Ну и пришел… Тут у вас народу всякого — тьма, а никого не найдешь. Наворошили делов — заплутаться можно… да вот на счастье наши, владимирски, увидали меня. Ну я и пристал к ним пока.

— Во-он что… а здесь работы полно, — торопилась Горохова сообщить ему все разом.

Сережка, сидя на койке, уже разувался в палатке, но тут долетели к нему крик Насти и голос рыжака — такие радостные, нетерпеливые, будто встретились близкие люди, не видавшиеся несколько лет… Одна нога в сапоге, другая — в портянке, Бисеров выскочил на лужайку и увидел: Настя ведет знакомца к своей палатке.

— В чем дело? — озадаченно и ревниво крикнул Бисеров.

— Наш!.. кого не чаяли!.. Идем и ты к нам, — звала его Настя к себе в палатку.

— Хм… Принципиально не желаю. — И Сережка тут же вернулся обратно.

Совсем не по вкусу ему появление этого парня, о котором, конечно, не без умысла, не упоминала она ни разу… Сережка уже не снимал, а буквально сдирал с ноги узенький модный сапог, и вот не жалея добра, швырнул под койку.

«Верь им после таких сюрпризов, — подумал он с ненавистью. — Днем на реке говорила одно, ласкалась, а теперь — другое…»

Парфен Томилин приготовил ребятам чай, на столе мигала керосиновая лампа, поставленная на кусок жести, и Володька Сенцов, стоя подле нее, внимательно разглядывал себя в осколок зеркала.

— Что? — буркнул Сережка раздраженно. — Проверка своей красоты на предмет улучшения?.. Хорош и так… Только наши девки хитрее нас: близко подпускают — да руки обшибают.

— Ничего. Свое от нас не уйдет, — ответил Володька, помня завтрашний вечер, о котором условился с Галей.

— Нет, пожалуй, и уйдет… в шабрах у нас еще артель поселилась… восемь уховертов — ай да ну!

— Да, приехали, — робко вмешался старик Парфен, наливая в железные кружки мутный, с мусорком, жиденький чай. — По каменному делу маштаки из Владимира.

И принялся резать черный хлеб — каждому по большому ломтю. Ребята всегда ели помногу.

— Ты что же, деда, веников нам заварил? — по-хозяйски молвил Сенцов, лениво размешивая ложкой сахар.

— Зачем веников?.. доподлинный чай… только не свежий. Новый-то чаек берегу я, чтобы по-надольше хватило.

— Ты этак нам миллион накопишь.

— Вот и накоплю, — ответствовал Парфен, довольно пощуриваясь от того, что Володька — владетель его судьбы — пришел в хорошем настроении.

Ребята уселись за стол. Сережка после одной кружки улегся спать, зато Володька Сенцов пил до того усердно, что Парфену пришлось еще раз кипятить чайник. Кипяток поспел, и Парфен, опершись локтями на худые колени, молча сидел в темном углу, на низких нарах, сооруженных из двух поленьев, положенных на землю, и двух украденных Володькой тесин, покрытых хвощовой чаконкой, и терпеливо ждал, пока Володька не «удоволится».

— Сам-то ужинал ли? — спросил Сенцов, разопревший от горячего чая.

— Нет, — зашевелился старик. — Я после тебя уж.

— Ешь давай, — и подложил к его краю два куска.

— Бог спасет, родимый. Мне и одного хватит, — засуетился Парфен и не сдержал тяжелого вздоха, вырвавшегося некстати.