Инженеры - страница 52

Наедине с умирающей (на то похоже было!) Парфену стало страшно, хотя за свой длинный век немало видел он всяких смертей.

Стоя в чужой палатке, он озирался кругом, — а вдруг придут? Но и в соседних палатках, и около них не было никого; в звонкой тишине слышалось только придушенное, прерывистое дыхание Катьки.

«Господи, твоя воля… допрыгались, — прошептал он и перекрестился: — Прости нас, грешных».

Дивясь происшедшему и качая головой, Парфен пошел к выходу, но теперь уж хотелось позвать людей: не умерла бы в самом деле!

— И куда народ провалился? Как на грех, ни единой души нет, — произнес он, беспомощно разводя руками.

— Постой! — позвала Катька. Голос ее хрипел. — Постой!

Парфен подбежал поспешно и, готовый помочь, наклонился к воспаленному и влажному лицу: оно горело.

— Ну старый черт! — прошипела она, поднявшись на локте. — Подглядчик проклятый!.. Тебе подыхать пора, за тебя на том свете давно пайки получают, а ты все бродишь, нюхаешь да глядишь, кривой дьявол!.. Не пикни про то, что видел!.. а не то — вовсе слепым сделаю.

Злая, растрепанная, она-задыхалась, мокрые волосы прилипли к вискам, большие ввалившиеся глаза, подернутые красноватой пленкой, горели жарко, — и вся она дрожала, как в припадке, грозила кулаком.

Старик отпрянул, съежился, виновато залепетал, что он действительно ничего не видел и никому не скажет ни слова, — хоть убей.

— Побожись святым крестом, ирод! — шипела Катька.

Парфен суматошно закрестился и повторил свою клятву, чтобы поскорей уйти от страшной беды, свалившейся ему на голову…

Петька знал наперед, зачем позвала его Варвара, и с великой неохотой присел на лавку. Обутый в новые галоши на босую ногу, в синей сатиновой рубахе с расстегнутым воротом, без ремня, — он понуро глядел себе под ноги, где валялось в песке отбитое донышко зеленой бутылки, и поневоле слушал Варварины увещеванья.

Пестрой толпой двигался народ по улице; в городе всюду заметно предпраздничное оживление, а Петька был мрачен. Солнце клонилось к земле, от песчаной насыпи, согретой за день, исходило тепло.

— Не такие люди, как я, и то ошибаются, — выслушав до конца, проговорил он. — А под пьяную руку чего не натворишь. И то сказать: нет такого дерева, на которое бы птица не садилась. Ошибся — выбрал дерево, да не то.

— Глядел бы раньше. А как, по-твоему, женщину с ребенком бросать честно?

— В любви чести не разбирают. — И невесело улыбнулся, отворачиваясь: — Все мы адамовы детки, хотим одного, а получается совсем напротив. Я и сам тыщу раз покаялся.

— От покаянья резону нет. Задним умом и дурак умен. В голове-то у тебя, знать, реденько посеяно. А, как ни толкуй, за ребенка в ответе отец, и Катьку пожалеть надо.

— Тут дело-то вот какое, — вздохнул Петька, припертый к стене. — Не я, а она меня обманула… Ведь она — деревенского кровососа наследная дочь.

— Как то есть? — изумилась Варвара, и мысли ее завертелись злым вихрем.

— А так вот… у него четверо батраков при старом режиме было, а после — тоже. Еще водяная мельница была на три постава. Зимой на сплошной базе ликвидировали его как класс и все отобрали. И он куда-то ушел. А она сюда метнулась. Сперва мне сказала, что — беднячка, без отца, без матери, — ну мне и жалко ее стало, хотел жениться… А когда созналась, — не мог: нельзя же на обмане семью строить… Ну и бросил.

— Документы у ней, значит, поддельные? По чужой фамилии живет?

— Не знаю. Она говорила мне по секрету, что будто бы зять у ней в сельсовете… Ну и не проставил, что богатого роду и раскулаченная.

Тогда Варвара вцепилась в него:

— А ты почему молчал? для чего ты держал в секрете? Из какого расчету?.. Она жалуется, что ты грозил искалечить ее.

— Врет… пугать — пугнул действительно, только не битьем, а — тебе рассказать хотел… А она заплакала: «Молчи, говорит, а я с тебя никакого взыску не спрошу. Уеду». Ну я и промолчал.

— Так как же быть-то теперь? — совсем растерялась Варвара.

— Не знаю, — опять вздохнул Радаев. — А жениться на ней — тоже хорошего мало. Один раз обманула — и еще обманет… Такая натура. В общем, остыл я к ней…