— Как у вас пахнет олифой!.. А ты что это в лыжном наряде? — оглядывая заметно вытянувшегося сына, спросил Михаил Васильевич.
— Работаем по дому. Думаешь, легко? Капитоныч сказал, знаешь, как: новоселье все равно что пожар, обходится не дешевле. — Сын с важным видом подмигнул.
— Миша! Иди скорее сюда! — послышалось из соседней комнаты.
Северцев быстро окинул взглядом чистенькую прихожую, заставленную чемоданами, и, открыв дверь, остановился на пороге большой продолговатой комнаты.
Тут на полу высились горы книг и посуды, платья висели на гвоздиках, вбитых прямо в стены. Аня, маленькая, подстриженная под нечесаного мальчишку, в мужских брюках и цветастой ковбойке, сидела верхом на лестнице под самым потолком и протирала люстру.
— Нравится? Мне повезло: чешское стекло, а выглядит, как настоящий хрусталь…
— Сначала скажи «здравствуй», а потом задавай вопросы! — Михаил Васильевич стал на цыпочки и поцеловал в курносый нос нагнувшуюся к нему жену, ласково потрепал ее черные, свесившиеся на лоб волосы.
— Здравствуй, здравствуй, Мишенька! О поездке расскажешь позже, а сейчас признавайся: нравится квартирка? — тараторила Аня, продолжая возиться с люстрой.
— Погоди, Анна, чуток. Где мне переодеться? На старой квартире — в одной комнате — все было ясно, а здесь с непривычки заблудишься! — Михаил Васильевич заглянул в маленькую угловую комнату, тоже заваленную пока всяким домашним скарбом.
— Не сюда, это комната Вити, — легко спрыгивая с лестницы, предупредила Аня.
Она повела Михаила Васильевича в спальню, где Виктор в это время навешивал портьеры. В этой еще пустой комнате с массивным балконом, выходившим на набережную, Северцев разделся, набросил на себя халат и пошел умыться.
Ванная блестела кафельными плитками и никелированными кранами для холодной и горячей воды. Михаил Васильевич вспомнил тайгу, черную, задымленную баньку и с некоторым сожалением вздохнул: все в жизни имеет свою прелесть.
Ужинать собрались в кухне, превращенной стараниями энергичной хозяйки в столовую. Аня торжественно выдвигала один за другим ящички белого серванта. Демонстрация сопровождалась пояснениями:
— Достала через знакомую дворничиху, переплатила за чек сущие пустяки, соседи мне завидуют. Теперь нужно думать о спальне, нам не на чем спать, старые трухлявые матрацы я выбросила на помойку. Мне обещали устроить и спальный гарнитур, но это обойдется куда дороже…
На газовой плите шипело поджариваемое мясо.
Северцев с досадой вспоминал разговор с толстячком: этот Граф или Барон, видимо, оказался прав.
Раскладывая на тарелки жаркое, Аня перечисляла покупки, которые еще предстояло сделать.
— Да зачем нам все это? — позволил себе усомниться Михаил Васильевич.
— У нас все должно быть как в приличных домах, — улыбнулась Аня.
— На Каменушке у нас столовых и спальных гарнитуров не было, а дом был, мне кажется, приличным, — мягко возразил Северцев.
Аня погладила его по щеке:
— Не будем ссориться… — И перевела разговор: — Кстати, ты слышал о сокращении аппарата?
— А что?
— Звонила очень расстроенная Серафима Валентиновна.
— Это особа осведомленная… Что же она шепнула?
— А то, что хорошо читать в газетах о сокращении штатов, но плохо, когда тебя сокращают. У нее есть сведения, что у вас некоторые главки ликвидируют… А вдруг ваш? — голос Ани чуть дрогнул.
— Поедем обратно в Сибирь, — шуткой отделался Михаил Васильевич.
— Еще новоселье не справили! — напомнила Аня. — Мы свое там отжили, пусть другие поколесят с наше.
— Верно, верно, Анюта. Разве я с тобой спорю! Я, во всяком случае, никуда больше ехать не собираюсь.
— А если предложат?
— Объясню… Кончим этот разговор, Анна! Ведь мне никто и ничего не предлагал такого…
— У нас это делают просто: руки по швам и шагом марш, — собирая со стола посуду, не преминула Аня оставить последнее слово за собой.
Северцев развернул газету, пробежал глазами заголовки: «Новая провокация чанкайшистов на Тайване», «Реваншистская речь недобитого гитлеровца»…
— В мире неспокойно. Как бы опять не помешали нам строиться, — подумал он вслух.
— Папа, ты на Каменушке был? — спросил Виктор. — Как там?
