Ибо вокруг короля снова образовалось плотное кольцо, состоящее из весьма разношерстной ватаги гномов. Так как в ней отсутствовали рудокопы, то толпа смотрелась уже не столь мощно и красиво. Отдельными пятнами в ней выделялись дружинники, не сдавшие сегодня зачет по бегу, придворные и неизвестно откуда взявшиеся гномы, одетые в удивительную смесь старинных и современных доспехов.
Быстро отсортировав народ по группам, Николай понял, что странная смесь непонятного назначения есть не что иное, как сыновья сановников, прибывшие по объявленному менее часа назад добровольному набору в дружину.
Слева раздался озабоченный голос Эрикбарта. Почтенный вельможа пребывал все это время в таком счастливом состоянии от обретения третьего сына, что не мог разговаривать. Сейчас же речь снова вернулась к сановнику, чем он мгновенно и воспользовался:
– Ваше Величество! Предлагаю отойти от стены, а то я только что увидел, как локтях в пятидесяти от вас упала стрела. Здесь небезопасно, и более того, уйдя отсюда, вы можете еще более мудро руководить ходом сражения… – голос придворного привычно зажурчал пышными эпитетами и цветистыми восхвалениями королевских достоинств. Но Осипов, более не слушая до слез надоевшие разглагольствования вельможи, устало махнул рукой и двинулся через площадь к обменному проходу.
Гномы из разношерстного окружения Его Величества заинтересованно наблюдали за торжественным перемещением короля и только через десяток ударов сердца сообразили, что, собственно говоря, государю невместно в данной ситуации совершать прогулки в гордом одиночестве.
Осипов медленно шагал по брусчатке, изредка оглядываясь назад. Оборона стены, по всей видимости, проходила весьма успешно. По крайней мере, противника наверху видно не было, да и дружинники с поистине олимпийским спокойствием продолжали метать копья во внутренний двор замка, правда, делая это без какого-либо ожесточения. Крики, доносившиеся со стен, потеряли отчаянные интонации первых минут боя. Все происходило как-то весьма буднично, рутинно и совсем не напоминало эпическое сражение.
Николай, практически физически ощущавший недостаток информации, безуспешно раздумывал, как же выйти из этого положения. Думал до тех пор, пока не подошел вплотную к провалу, образовавшемуся на месте Первого Горна. Повсюду виднелись следы археологических изысканий, оперативно организованных Павлом Анисимовичем. Лежали обломанные бруски мощных подпорок, доски и прочие предметы, неизбежно встречающиеся в подобных местах. В сам провал спускалось с десяток толстых веревок, надежно закрепленных вокруг тяжеленных камней, оставшихся от разбора вип-ложи.
На одном из них спиной к Осипову сидел гном, и сокрушенно качая головой, осматривал почти оторвавшуюся подошву на правом сапоге. Честно говоря, Николаю было абсолютно наплевать как на самого этого гнома, так и на место его расположения. Но так как король самолично приказал всем артелям убраться с площади, то одинокий гном являл собой явный факт нарушений и всяческих ненужных безобразий. И его необходимо как можно быстрее устранить. Этим нужным делом немедленно и занялся Осипов. Он набрал в легкие побольше воздуха и сурово гаркнул прямо в ухо проходчику:
– Что ты здесь делаешь?
Рудокоп, словно подброшенный мощной пружиной, взвился в воздух, а со дна пролома донеслись встревоженные крики. Приземлившись на ноги, гном увидел короля, низко поклонился и громко прокричал:
– Государь! Сижу на камне и прикидываю, как половчее починить худую обувку.
Осипов непроизвольно открыл рот и ошарашенно впился в рудокопа взглядом. Он и не подозревал, что и в Рудном имеется свой собственный, можно даже сказать, доморощенный Капитан Очевидность. Пока король оторопело пялился на рудокопа, Фестбарт неожиданно вспомнил, что теперь он не командир самого никчемного десятка дружины, а самый что ни есть главный охранник Его Величества. Десятник моментально развил кипучую деятельность. Он беспрестанно крутился вокруг Николая, сыпал командами, размахивал руками и сурово сверкал глазами, подозрительно поглядывая на придворных. В общем, развел такую бурную суету, что едва не столкнул короля в темное жерло провала. Еле-еле успокоив неугомонного воителя, Николай решил все же добиться конкретного ответа от местного философа:
