На вопрос Перси, что думает старик по поводу возвращения жителей Иналика в свои покинутые дома, Адам Майна после долгого раздумья ответил: «В самом лучшем случае это может быть лишь после окончания строительства моста. До этого договориться с Администрацией будет трудно. Тут зимой, еще до визита президентов, были инженеры, которые обмерили берег. Будет сооружен причал. Где тут место охотникам? Значит, попросят убраться на Кинг-Айленд. На законном основании… Благоразумно завести разговор о возвращении, когда вся эта возня со строительством закончится. Тогда на нас просто махнут рукой и скажут: черт с вами! можете возвращаться! но не жалуйтесь, если что будет не так!»
Перси передал эти соображения Мишель Джексон. Но она выдвинула свои доводы в пользу немедленной кампании за возвращение острова. Дело в том, что мост как сложное техническое сооружение нуждается в постоянном обслуживании, в особом техническом персонале. Построят поселок. А могут вообще поставить здесь какие-нибудь вспомогательные технические сооружения.
Там, на Малом Диомиде, Перси впервые попытался нарисовать портрет Френсис. Это был всего лишь легкий набросок, ибо и речи не могло быть о том, чтобы Френсис позировала.
Перси, как всегда, изображал свои любимые места, мысы, каменные осыпи, невидимые постороннему глазу ложбинки, где они вместе гуляли в детстве. Но теперь они не были безлюдны — всюду на них можно было увидеть женскую фигурку. Часто она была изображена со спины, но каждый, кто хоть раз видел Френсис, мог ее узнать. Она, конечно, очень изменилась, стала совсем другой. И когда Перси пытался по памяти нарисовать ее, то каждый раз на бумаге выходила та Френсис, которую он хорошо знал, — молоденькая девчушка, почти подросток, с детским лицом, удивленными глазами и коротенькими, туго заплетенными косичками с лентами на концах.
Вот и теперь в гостинице, в своем номере, выходящем сразу на две стороны окнами, Перси развернул альбом и принялся разглядывать портрет Френсис.
Он отобрал рисунки, которые намеревался послать в «Тихоокеанский вестник», но незаконченный портрет Френсис он отложил в сторону.
У него было смутное предчувствие-объяснение, почему ему не удается изобразить нынешнюю Френсис: потому что она принадлежит другому. А та девочка и впрямь принадлежала Перси, точнее была предназначена ему по обычаю… Но эта новая, совсем другая, и все равно Френсис, еще более любимая и желанная. Ведь было же мгновение, когда он чуть не завоевал ее на вершине Кинг-Айленда. Почему же не может случиться так, что он «поймает» ее здесь, на белой странице, ее новое выражение лица, новый облик? Да, она ускользает, уходит из памяти, воображения, но потом вдруг возникает с пугающей отчетливостью, с глубиной в глазах, и в ушах раздается ее слегка приглушенный голос… Тогда Перси хватался за карандаш и пытался запечатлеть это ускользающее видение на бумаге. Порой это напоминало погоню за убегающим зверем по тонкому льду. Так убегает песец, то покажется, то снова исчезнет…
Совершенно обессиленный и опустошенный Перси захлопнул альбом и услышал вызов видеофона.
— Перси, не откажешься пообедать со мной?
Роберт Люсин был вежлив, сдержан без обычной фамильярности.
Когда Перси спустился вниз, Роберт был один.
— Мы сегодня пообедаем вдвоем, — сказал Роберт Люсин, заметив, что Перси озирается в поисках Мишель. — Не возражаешь, если мы поедем в ресторан «Горфункель энд Сиифортс»? Это лучший на Аляске ресторан морской кухни. Как ты насчет рыбы и королевских крабов?
— Согласен! — весело ответил Перси.
Несмотря на то, что у него, во всяком случае, на посещение хороших ресторанов было достаточно денег, Перси не умел по-настоящему выбирать вкусную, дорогую еду. Для этого, наверное, надо было родиться белым человеком с туго набитым бумажником.
Столик в ресторане был заказан заранее, и миловидная девушка в длинном зеленом платье провела гостей в зал, к большому панорамному окну с видом на залив Нортон.
Роберт Люсин долго выбирал вино, обнюхивал пробки, бракуя одну бутылку за другой, пока не остановился на каком-то особенном вине, по его словам, привезенном из Франции.
