Первый, кого они узнали, был Иван Теин.
— Быстро в машину! — распорядился он. — Байдару — в Уэлен!
Тундровый болотоход не отличался особым комфортом, но, очутившись в кабине рядом со своим спасителем, Джеймс Мылрок, захлебываясь от сдерживаемых рыданий, признался:
— Друг… У меня нет слов… Нет слов, чтобы тебя благодарить! Ты нас спас!
— Да что вы, Джеймс! — Иван Теин был растроган и растерян этим проявлением благодарности. — Спасибо вашему умению…
И подумал: «Нет, могут еще жители Берингова пролива противостоять стихии! Не утеряли они наследства своих предков!»
Вдруг заговорил Джон Аяпан:
— Послушайте, друзья! Всё! И никогда больше! Окончательно!
Он произносил эти слова с какой-то горячей убежденностью, и поначалу всем показалось, что охотник начал бредить от пережитых волнений.
— Я вам говорю — всё! — повторял Джон Аяпан. — Я поклялся: если живым выберусь на берег, то больше никогда в жизни, до конца дней моих, не возьму в рот спиртного!
Все рассмеялись.
Спасенных поместили в сельской больнице, пустой, но теплой и уютной. Каждому была предоставлена палата.
После горячей ванны Джеймс Мылрок лег в чистую постель и заснул мертвым сном, как и двое его спутников.
На следующее утро, поднявшись с постели, Иван Теин первым делом глянул в окно; снегопад прекратился, но несколько ослабевший ветер все еще выл и стенал. И даже отсюда, из нового Уэлена видны были волны в море. Подумалось, что в старом Уэлене сейчас невесело. В давние времена в такую непогоду жители Уэлена, взяв с собой самое ценное и необходимое, уходили в сопки или же сюда, на тундровый берег лагуны, а возвратившись после шторма, обычно не досчитывались нескольких яранг.
Одолевая упругий ветер, Иван Теин заспешил в больницу.
Дежурный врач, племянница художника Сейгутегина, сообщила, что охотники чувствуют себя хорошо, отклонений от нормы нет, только излишне возбуждены.
— Это понятно, — с улыбкой заметил Иван Теин. — Для них это нормальное состояние!
В гостиной рядом с отцом сидела Френсис: несколько дней назад она ненадолго приехала в Уэлен, но непогода задержала ее. На время ее приезда Петр-Амая переселился к ней в гостиницу.
— Большое вам спасибо! — горячо произнесла Френсис. — Отец мне все рассказал!
— Это они молодцы! — возразил Иван Теин. — Прежде всего их надо хвалить и восхищаться ими за то, что они не растерялись и вели себя так, как должны себя вести настоящие охотники Берингова пролива… А что мы? Мы только исполнили свой долг. Мы всегда помогали друг другу в беде здесь, в нашем море…
Спасенные уже успели переговорить с семьями, успокоить близких.
Ник Омиак отвел в сторону Ивана Теина и спросил:
— Что же нам дальше делать?
— Погода стихнет — отправитесь домой, — спокойно ответил Иван Теин.
— Да я не об этом, — Ник Омиак смущенно кашлянул. — Я о Френсис и вашем сыне…
— Это их дело, — холодно ответил Иван Теин. — Лично я не одобряю все это, ибо стою на стороне закона.
— Я это понимаю, — приглушенно продолжал Ник Омиак. — Я ведь своими руками торжественно скрепил тот брак перед законом штата Аляска как мэр Кинг-Айленда… Но они любят друг друга…
Любить мы не можем запретить им, верно? — вдруг улыбнулся Иван Теин. — Даже властью обоих мэров — Уэлена и Кинг-Айленда. Пусть сами выпутываются из положения. Они люди взрослые.
— Может быть, вы и верно говорите, но все же должен быть какой-то выход из положения? — почти в отчаянии проговорил Ник Омиак. — Можно попробовать подать в суд о признании брака недействительным… Как вы думаете?
— Это ваше внутреннее дело, — пожал плечами Иван Теин.
Поговорив с Джеймсом Мылроком, с Джоном Аяпаном, который еще раз подтвердил свое решение больше не прикасаться к бутылке, Иван Теин вернулся в свой служебный кабинет.
Утренние последние известия уже передали новость о спасении американских охотников.
На связь вышел Метелица.
— Дорогой Иван! — начал он торжественно. — Примите мои поздравления…
— Да что вы! Сговорились, что ли? При чем тут я? — взорвался Иван Теин.
— А очень при чем, — возразил Метелица. — Если бы не ваше спокойствие и выдержка, еще неизвестно, чем бы все кончилось…
