— Не-е… — беспомощно прошептал я, когда она позволила мне сделать вдох, — …надо.
Она поцеловала меня еще раз — долгим, яростным поцелуем.
— Не… Надо…Ради… Она поцеловала меня в третий раз — медленным, ласковым, бесконечным поцелуем, от которого у меня подогнулись ноги, а перед глазами заплясали синие точки — симптом кислородного голодания.
— Ради Бога, не надо останавливаться, — тихо взмолился я. — Возьми меня сейчас.
Она вновь поцеловала меня. Я превратился в масло, тающее в ее сильных, но изящных и чутких руках.
— Прости, что по моему недосмотру ты оказался здесь один, — шепнула она мне на ухо, деликатно покусывая и полизывая ушную раковину. — Я должна была предвидеть, что эта старая ведьма Диана захочет подцепить тебя на свой крючок. Ты такой невинный, такой беззащитненький… — Она обвила меня руками, крепко прижала к себе и внезапно заставила меня осознать с мучительной ясностью, что я стою в чем мать родила, стреноженный собственными трусами. Мне оставалось лишь трепетать и стонать от удовольствия.
— Бедненький мой мальчик, — шептала мне на ухо Амбер. — Давай-ка я проверю, не сделала ли эта гнусная старуха тебе бо-бо.
Она надолго впилась губами мне в шею. В этот момент я понял, почему вампиризм считается в некоторых кругах эротичным.
— Тут все в порядке, — выдохнула она и, перехватив меня поудобнее, покрыла поцелуями мою волосатую грудь. Красивым финалом стал нежный укус моего невероятно эрогенного правого соска. — Это тоже работает, как надо, — чуть пригнувшись, она прошлась языком по моим плоским, красиво очерченным брюшным мышцам. Я весь корчился от наслаждения. — И здесь нет проблем.
Опустившись на колени, она разметила поцелуями мой аппендикс, спустилась по правому бедру к коленной чашечке, а потом — медленно-медленно — поднялась обратно, постепенно сворачивая к внутренней стороне бедра…
— А теперь, — проворковала Амбер, — главный тест. Обвив левую руку вокруг моих ягодиц, чтобы я не мог вывернуться, крепко держа мои семейные алмазы и основание моего Сами-знаете-чего, она неспешно, сладострастно, тщательно облизала этот орган от основания до кончика, потом принялась все быстрее и быстрее очерчивать круги языком вокруг рабочего конца, на миг прервалась, чтобы торопливо отдышаться и…
О ГОСПОДИ!
Пятнадцать миллисекунд спустя я вернулся назад в реальность. Сообразив, что произошло, я сорвал с головы видеоочки, швырнул их на пол и завопил что было мочи:
— ЛЕ-МА-А-АТ!
Он пулей подскочил ко мне:
— Джек! Джек! Что там с тобой делали, черт тебя задери?!
— ЧТО-0? — Я сам не знал, то ли задушить его, то ли неутешно разрыдаться, то ли сделать и то и другое сразу.
— Мы отключили аудио— и видеосвязь, ты что, не помнишь? Я мог следить только за твоей биотелеметрией!
«А-А-А-А!» — грохнувшись на колени, я заревел в голос.
Ле-Мат, опустившись рядом со мной, начал торопливо выдергивать оптические кабели из моей сетерации.
— Парень, твои биоиндикаторы зашкалило выше крыши! Пульс, дыхание, кровяное давление — блин, я уж думал, ты сейчас взорвешься! Отключив пояс-рацию, он снял ее с меня. Из моих уст вырывался лишь бессвязный младенческий лепет.
— Ну а когда ты завопил, — проговорил Ле-Мат, мотая головой, — я рассудил, что пора нажать аварийную кнопку и тебя выручить.
Я поднял на него свои покрасневшие глаза и вообразил, как красиво будет смотреться его голова на окровавленной пике.
— Ну, рассказывай, — сказал Ле-Мат. — Что там с тобой было?
— Дружок, — произнес я, стараясь не сорваться на крик. — Боюсь, что сейчас тебе будет очень-очень больно.
