. После.
Подгорный. Я назвал эту историю удивительной, Лидия Валерьяновна, не потому, чтобы в ней были какие-нибудь удивительные факты, а потому… как бы это вам сказать… Если бы я был верующим человеком, я сказал бы: здесь участвовал промысел Божий… Вам не кажется смешным, что я говорю всё такие слова?.. У нас это не принято… Я только с вами и могу говорить так свободно…
Лидия Валерьяновна. Андрей Евгеньевич, да разве можно над этим смеяться? И потом… я сочувствую вам гораздо больше, чем, может быть, вы думаете.
Подгорный. Одним словом, дело в том, Лидия Валерьяновна, что ко мне наверх ходит странник…
Лидия Валерьяновна. В вашу башню?
Подгорный. Да. Однажды я пошёл далеко за город. Устал и сел на траву отдохнуть. Смотрю – идёт старик с котомкой. Поклонился и подсел ко мне. И стал говорить, как будто бы знал меня с детства. И я тоже слушал его и отвечал ему, как будто бы мы заранее уговорились о чём-то очень интимном и одним нам известном… Я узнал, что зовут его дедушка Исидор, что долгое время он был на Старом Афоне, а теперь живёт как птица небесная[22], или, по его выражению, на птичьем положении, и странствует по святым местам, по городам и сёлам. В молодости он был сначала простой крестьянин, потом богатый мясник и наконец бросил всё и поселился в монастыре. Старик просидел со мной недолго. Спросил, где я живу. И, уходя, сказал, что придёт ко мне.
У меня осталось от этой встречи впечатление сна или видения, что ли. Хотя всё в нём было удивительно реально и просто. И сухое доброе лицо, и борода белая, и корявые руки, и лапти на ногах…
Лидия Валерьяновна. И он, действительно, пришёл к вам?
Подгорный. Да. И опять-таки каким-то удивительным образом. Вечером, когда все ушли в сад и не могли его видеть. Я провёл его к себе наверх. Напоил чаем и разговаривал до глубокой ночи. И опять между нами как будто бы был какой-то взаимный уговор. Ни о чём особенном мы не разговаривали, он не мудрец какой-нибудь. Нет. Простой, совсем простой старик. Крестьянин. И в то же время всегда оставляет во мне впечатление сна. Никто в доме не знает, что он ходит ко мне. И я никогда не знаю заранее, когда он придёт. Но ни разу не было, чтобы он не застал меня дома…
Лидия Валерьяновна. И давно он ходит на вашу башню?
Подгорный. Больше года. Раз в два-три месяца. Самое удивительное то, Лидия Валерьяновна, что дедушка Исидор ничего не проповедует. Он всё рассказывает простые, иногда до смешного наивные вещи, и несмотря на это именно в нём я впервые почувствовал настоящую народную веру… Не то меня поразило, во что он верит, а как верит… И тот смутный выход, о котором я говорил, имеет какую-то связь с моими впечатлениями от дедушки Исидора.
Лидия Валерьяновна(с большим интересом). Давно он был у вас последний раз?
Подгорный. Давно.
Лидия Валерьяновна. Я обязательно хочу его видеть, Андрей Евгеньевич.
Подгорный(задумчиво). Мне кажется, он скоро должен быть.
Лидия Валерьяновна. Я его спрошу о том, о чём вас, помните, давно спрашивала: зачем люди живут?[23] Дедушка знает?
Подгорный. Он не знает – он верит: это выше.
Лидия Валерьяновна. Ну, а вот среди нас, интеллигенции, никто не знает. Хотя бы для самого себя.
Подгорный. По-моему – никто.
Лидия Валерьяновна. Зачем же вид делают, что знают? Зачем и себя обманывают, и других обманывают?
Подгорный. Нет, Лидия Валерьяновна, теперь уж и вида не делают… Спросите кого-нибудь, вот так просто и прямо, как вы меня спрашиваете: зачем жить? И всем это покажется неловким, неуместным, наивным… И главное, избитым, старым, надоевшим до тошноты…
Лидия Валерьяновна. Значит, так и жить без ответа?
Подгорный. Так и жить…
Пауза.
Мы плохо пируем, Лидия Валерьяновна.
Лидия Валерьяновна(улыбаясь). Я плохо хозяйничаю. (Наливает вино.)
Подгорный. А себе?
Лидия Валерьяновна. И себе. (Наливает.)
В соседней комнате шум и голоса.
За что же наш тост?
Подгорный. За будущую веру.
Входят Татьяна Павловна, Пружанская, Иван Трофимович, Лазарев, Ершов, Сниткин, Сергей Прокопенко, впереди всех Николай Прокопенко, сзади Вассо. У некоторых в руках стаканы с вином. Очень шумно.
Николай Прокопенко