— Мою дочь изнасиловали и убили. Ей было семь лет.
— Боже мой, — еле выговорила Кейт, ошеломленная такой откровенностью.
— Это случилось много лет назад.
— Тем не менее я… так бесчувственно… Вы можете…
— Конечно, — быстро перебил де Толомеи и тут же сменил тему. — Кстати об отцах и дочерях, я был знаком с вашим отцом очень давно. В другой жизни, можно сказать.
Мысли Кейт закружились в торнадо. Сохраняя лицо спокойным, она спросила ровным тоном:
— Как вы познакомились?
— Когда-то я жил в Вашингтоне, — ответил он. — Соприкасающиеся круги, знаете ли…
И тут ее осенило. Если де Толомеи сказал правду, то ее отец, вероятно, узнает его голос. Они смогут установить личность де Толомеи в этот же самый день.
— Кстати, передайте ему, что его секрет у меня в полной сохранности.
Услышав эти слова, Кейт не позволила себе взглянуть на потолок Микеланджело. Она и так знала, что они стоят под плафоном, отданным первородному греху, и понимала, что это не случайно. Де Толомеи соблазнял ее, но чем?
ТУНИССКИЙ БЕРЕГ — 12 ЧАСОВ 21 МИНУТА НОЧИ
Когда Лесовик вошел в комнату, где спали мистер и миссис Соловей, он встал как вкопанный. В постели лежала очень белокожая и очень белобрысая нордическая пара.
Подняв глаза на стеклянную дверь по ту сторону комнаты — он встретился взглядом с Коннором Блэком. У него в голове заново прозвучал их дневной разговор. И он мгновенно понял. Фургон, конечно, был перегорожен — кондиционер в переднем отделении, жаркий воздух в заднем. Белобрысых в дом, Соловьев из дома.
— Мать твою!
Менее чем в ста милях к северо-востоку от матерящегося Лесовика «Сабина», яхта де Толомеи, как раз обогнула западный берег Сицилии. В каюте владельца Сурина Хан держала руку своего пациента, нашептывая ласковые слова ему на ухо.
Коль вся колода у тебя в руке,
То надобно ее так стасовать,
Чтоб короля себе умело сдать.
Гиз в «Парижской резне» Марло
Над головой неслись тяжелые серые тучи, смыкаясь и темнея. Только несколько неукротимых лучей еще пронизывали их, там и сям посверкивая на цветах по сторонам дороги. Грянул гром. И тут же упали первые капли дождя.
Только этого не хватало!
Марло с кандалами на запястьях ехал верхом на своей лошади за хмурым констеблем назад в Лондон. Какого дьявола позволил он этой гадалке с Таро раскинуть на него карты? Злополучная ошибка. Быть прерванным, когда слова текли стремительной рекой? Бурля даже более яростно, чем Геллеспонт, который он рисовал? Не надо было ему к ней заходить. Ни в коем случае.
Роберт Поули несся галопом по знакомой аллее. Дождь стекал с полей его бархатной шляпы и промачивал его дублет.
— Кит! — позвал он, привязывая лошадь к изгороди.
Пройдя подъемный мост Скэдбери-Хауса, попытался еще раз. Громче.
— Кит!
Когда он зашел в передний зал, на лестнице послышались шаги. Возникли высокие черные сапоги. Затем оранжевые чулки, обтягивающие пару мускулистых ног. Но к отчаянию Поули, показавшееся затем лицо не было лицом Марло.
— Где он? — спросил он Тома Уолсингема.
Они были знакомы немало лет. Именно Том поспособствовал Поули поступить на службу к сэру Фрэнсису, покойному статс-секретарю, и за это Поули остался навсегда ему благодарен.
— Его забрал лондонский констебль — Мондер по имени — двадцать минут назад. Ты знаешь…
Поули перебил его кивком.
— Он под следствием за сеяние крамолы. За распространение идей атеизма.
Том беззаботно пожал плечами.
— Ну, как во всех прочих случаях, его наниматель — Эссекс, Сесиль, ну, кто бы он там ни был — вмешается, и членам Звездной палаты придется признать лживость поклепа. Им придется признать, что Кит служит своей королеве, и все, что в его поведении этому словно бы противоречит, — лишь притворство.
— На этот раз зашло дальше голословных утверждений, — сказал Поули. — Все началось в ночь на пятое. К стене голландской церкви приколотили вирши, полные угроз, сулящие убийства и подписанные «Тамерлан». И они содержали намеки на другие пьесы Кита. Никто особого значения этому не придавал, пока на старой квартире Кита не нашли документ — еретический, как утверждают, Кид сказал, что это бумага Кита, как и другая подобная чепуха. Затем два доносчика представили доклады, подтверждающие богохульство Кита, и поклялись, что он склоняет людей к атеизму.
