К концу голос председательствующего перешел в гневный крик. Все мышцы на лице Марло напряглись. Он отчаянно подавлял желание расхохотаться и одновременно пытался — героически — придать себе вид возмущенного ужаса.
Перевернув страницу, председательствующий сморщился от отвращения.
— Ты утверждал, что архангел Гавриил — сводник Господа нашего, так как он принес Благую весть Марии.
У себя за спиной Марло услышал хихиканье.
— Милорд, торжественно клянусь, что ничего подобного я никогда не говорил.
— Тогда скажи мне, как ты объяснишь вот это? — осведомился в гневе председательствующий и вручил несколько листков секретарю.
На первом Марло увидел стихотворение. Пробежав глазами неуклюжие строчки, он покачал головой:
— Размер никуда не годится. Неужели вы думаете, что я способен сочинить такое?
Ни на кого из членов коллегии логика Марло ни малейшего впечатления не произвела.
— А второй документ? — вопросил председательствующий. — Документ, найденный в твоем бывшем жилище. Отрицающий божественность Христа. Томас Кид признался, что писал его ты.
— Значит, он… заблуждается, милорд. Я никогда не видел этой гнусности прежде, и почерк решительно не мой.
Тут раздался новый голос:
— Ваши милости, у меня есть доказательные подтверждения того, что говорит Марло.
Толпа загудела от удивления. Марло обернулся. Поули?!
— Приблизься! — приказал председательствующий.
Роберт Поули приблизился. Он нес два запечатанных свитка, заметил Марло, и старый лист бумаги, дважды сложенный.
После нескольких минут изучения председательствующий провозгласил:
— И вирши, и еретический документ как будто написаны не твоей рукой. А Томас Уолсингем клянется, что вечер пятого мая ты провел с ним в его загородном поместье…
Насколько письмо Тома могло помочь? Том больше не занимает важных должностей, однако он богатый землевладелец, и его фамилия чего-то да весит.
Но тут же этот вопрос утратил значение. Развернув второй свиток, председательствующий переменился в лице.
— Ах так, — сказал он, передавая его другим членам коллегии.
Их безмолвная озабоченность могла означать только одно: вмешался кто-то, обладающий настоящей властью. Марло ждал чего-то подобного от Эссекса, памятуя ряд поручений графа, которые он выполнял последнее время. Но письмо доставил Поули, и, значит, оно могло быть только от Сесиля.
Председательствующий поманил Марло к столу.
Марло заметил, что омерзение на его лице сменилось невольным восхищением.
— Тебя не арестуют, молодой человек. Но ввиду серьезности обвинения ты, пока с этим делом не будет покончено полностью, должен ежедневно являться в Тайный совет, который с завтрашнего дня будет пребывать в Гринвиче.
Марло почтительно кивнул. Про себя он дивился своему везению. Удача все-таки ему как будто не изменила. Ему уже не придется полагаться на рискованный план, как проникнуть в строго охраняемые гринвичские королевские владения, — на план, который он еще даже не придумал. Вместо того ему прямо приказано явиться туда. Конечно, эго не почетное приглашение, но и то ладно.
— Полагаю, ты здесь, чтобы отрезать мне язык.
Поули засмеялся.
— Кит, он слишком уж длинный. Но скажи, ты знаешь, что твоя улыбка теперь висит во дворце французского короля? Я думал, другой такой нет, но…
— Прошу прощения?
— Очень модный итальянский художник. Леонардо как его там…
— И он поразительно красив, насколько я понял?
— Леонардо?
— Тот, кто позировал для портрета.
— Это женщина. Миловидная, темноволосая.
Марло готовил разящий ответ, но тут кто-то ухватил его за локоть. Обернувшись, он увидел пуританского проповедника в ветхом плаще. Он последовал за ними в вестибюль и теперь всовывал ему в руку памфлет. На обложке Марло увидел гравюру: крылатый юноша стремительно падал в море. Икар. Прищурившись, он кое-как разобрал выцветшие латинские надписи: «Не предавайся гордыне, но стой в благоговейном смирении». И дальше: «То, что над нами, быть может, не для нас».
— Выслушай меня, — потребовал пуританин. — Дьявол свел тебя с пути истинного, молодой человек, но ты еще можешь спасти свою душу. Покайся! Отрекись от своих черных слов!
