Но теперь все изменилось.
Она влюбилась в Жестокость.
А он любил ее?
Невозможно. Нет, возможно. Противозаконно, маловероятно, непристойно – да, но не невозможно. Ведь наверняка он почувствовал ее любовь.
Если и так, он не подал виду.
Люди и недолюди влюблялись друг в друга и прежде. Недолюдей всегда уничтожали, а настоящим людям стирали память. Подобные вещи были запрещены законом. Ученые-люди создали недолюдей, дали им умения, которых не было у настоящих людей (прыгун на пятьдесят метров, телепат в двух милях под землей, человек-черепаха, тысячу лет ждавший у аварийного выхода, человек-корова, охранявший ворота без всякой награды), а также наделили многих недолюдей человеческим обликом. Так было проще. Человеческий глаз, пятипалая рука, человеческий размер – все это было удобно с прикладной точки зрения. Придав недолюдям размер и форму, более-менее соответствовавшие человеческим нормам, ученые избавились от необходимости заводить два, или три, или десяток мебельных гарнитуров. Человеческая фигура всех устраивала.
Но они забыли про человеческое сердце.
И теперь она, К’мелл, влюбилась в человека, настоящего человека, достаточно старого, чтобы быть дедом ее собственного отца.
Однако ее чувства к нему были отнюдь не дочерними. Она помнила, что с отцом у них было легкое товарищество, невинная и открытая привязанность, скрывавшая тот факт, что в нем сохранилось намного больше кошачьего, чем в ней. Их разделяла болезненная пропасть так и не произнесенных слов – слов, которых не мог сказать ни один из них, которых никто не мог сказать. Они были так близки друг к другу, что ближе стать уже не могли. И это порождало колоссальную дистанцию, душераздирающую, но невыразимую. Ее отец умер, и теперь этот настоящий человек оказался здесь со всей добротой…
– Вот оно, – прошептала она. – Со всей добротой, которой никогда не выказывал никто из этих случайных путников. Со всей глубиной, которой моим несчастным недолюдям никогда не добиться. Не то чтобы в них ее не было. Но они рождаются, как грязь, к ним относятся, как к грязи, после смерти их убирают, как грязь. Откуда моему народу взять настоящую доброту? В доброте есть особое величие. Это лучшее в том, чтобы быть настоящим человеком. А у него ее целые океаны. И странно, странно, странно, что он никогда не одарил своей настоящей любовью человеческую женщину.
Тут она похолодела.
Потом успокоила себя и прошептала:
– А если одарил, это было так давно, что теперь не имеет значения. У него есть я. Знает ли он об этом?
IV
Лорд Жестокость знал – и не знал. Он привык, что люди ему преданы, поскольку сам проявлял в своей работе преданность и честь. Он даже знал, что преданность иногда переходит в одержимость и стремится к физическому воплощению, особенно в случае женщин, детей и недолюдей. Прежде ему всегда удавалось с этим справиться. Он сделал ставку на поразительный интеллект К’мелл и на то, что, будучи эскорт-девушкой, которая работает на приветственную группу полиции Землепорта, она должна была научиться контролировать собственные чувства.
Мы родились не в ту эпоху, подумал он. Я встретил самое умное и красивое существо женского пола в своей жизни – и был вынужден предпочесть дело. Но вся эта затея с людьми и недолюдьми весьма слащава. Слащава. Мы не можем давать волю чувствам.
Так он думал. И, возможно, был прав.
Если безымянный, которого он не осмеливался вспомнить, прикажет напасть на сам Колокол, это будет стоить им жизней. Эмоциям тут не место. Колокол имел значение; справедливость имела значение; окончательное возвращение человечества к прогрессу имело значение. Жестокость не имел значения, поскольку уже сделал большую часть своей работы. К’мелл не имела значения, поскольку в случае неудачи она навечно останется всего лишь недочеловеком. Колокол не считался.
Цена того, что он предложил сделать, была высока, но цели можно было достичь за считаные минуты, если работать у самого Колокола.
Само собой, Колокол был вовсе не Колоколом, а трехмерной ситуационной таблицей в три человеческих роста. Она располагалась этажом ниже зала для совещаний и формой напоминала древний колокол. В совещательном столе лордов Инструментария было овальное отверстие, чтобы лорды могли посмотреть на Колокол, обсуждая какую-либо ситуацию, обозначенную вручную либо телепатически. Скрытый под полом Банк представлял собой ключевой банк памяти всей системы. Его копии хранились в тридцати с лишним местах на Земле. Две были спрятаны в межзвездном пространстве: одна – рядом с золотым кораблем длиной девяносто миллионов миль, оставшимся после войны с Раумсогом, другая – замаскированная под астероид.
