Я попробовал телепатию. Ничего не произошло. Ветер со свистом проносился мимо нас. Кальциевые шары и шишки перекатывались по мостовой. Я попробовал снова, изо всех сил выискивая следы давно угасших мыслей. В мой разум проник вопль, тонкий, протяжный вопль, не похожий на человеческий. И все.
Быть может, я встревожился. Я не испытывал «страха», но беспокоился за Вирджинию.
Она смотрела в землю.
– Пол, – сказала она, – смотри, разве это не мужская куртка на земле, среди этих забавных штук?
Когда-то я видел в музее древний рентгеновский снимок и знал, что внутри куртки по-прежнему было вещество, из которого состояла внутренняя структура человека. Шар отсутствовал, и я почти не сомневался, что этот человек мертв. Как это могло случиться в прежние времена? Почему Инструментарий это допустил? Но ведь Инструментарий запрещал приближаться к башне с этой стороны. Быть может, нарушителей постигло некое наказание, сути которого я не мог понять.
– Смотри, Пол, – сказала Вирджиния, – я могу просунуть туда руку.
Прежде чем я успел ее остановить, она сунула руку в прямую прорезь с надписью «ВСТАВЬТЕ БУМАГУ СЮДА».
И закричала.
Она не могла вытащить руку.
Я попробовал вытянуть ее, но рука не сдвинулась с места. Вирджиния начала задыхаться от боли. Внезапно ее ладонь высвободилась.
На коже были вырезаны слова. Я сорвал плащ и обернул им руку Вирджинии.
Она всхлипывала, а я размотал ее ладонь. И она увидела слова на коже. Слова на чистом французском гласили: «Ты будешь любить Пола всю свою жизнь».
Вирджиния позволила мне снова перевязать руку плащом, затем подняла лицо для поцелуя.
– Оно того стоило, – сказала она. – Оно стоило всех проблем, Пол. Давай посмотрим, удастся ли нам спуститься. Теперь я знаю.
Я снова поцеловал ее и ободряюще произнес:
– Теперь ты знаешь, не так ли?
– Конечно. – Она улыбнулась сквозь слезы. – Инструментарий не мог подстроить все это. Что за умная старая машина! Это бог или дьявол, как по-твоему, Пол?
Тогда я не знал этих слов и вместо ответа похлопал ее по руке. Мы повернулись, чтобы уйти.
В последний момент я осознал, что сам не попробовал «ПРЕДСКАЗАНИЯ».
– Минуточку, дорогая. Позволь, я оторву от повязки кусочек.
Она терпеливо ждала. Я оторвал кусок размером со свою ладонь, а затем выбрал один из фрагментов бывших людей, разбросанных по земле. Возможно, это была передняя часть руки. Я вернулся, чтобы просунуть ткань в прорезь, но у дверцы сидела огромная птица.
Я попробовал отогнать ее рукой, и она каркнула на меня. Похоже, она угрожала мне криками и острым клювом. Я не мог ее прогнать.
Тогда я попробовал телепатию: Я настоящий человек. Уходи!
Тусклый птичий разум в ответ метнул мне: Нет-нет-нет-нет!
Тогда я с такой силой ударил птицу кулаком, что она свалилась на землю. Отряхнулась среди белого мусора на мостовой, раскинула крылья и позволила ветру унести себя прочь.
Я сунул клочок ткани в прорезь, мысленно сосчитал до двадцати и достал его.
Слова были простыми, но ничего не значили: «Ты будешь любить Вирджинию еще двадцать одну минуту».
Ее радостный голос, уверенный благодаря предсказанию, но по-прежнему срывающийся из-за боли в руке, донесся до меня будто издалека.
– Что там сказано, дорогой?
Случайно-преднамеренно я позволил ветру выхватить у меня обрывок ткани. Он улетел, словно птица. Вирджиния проводила его взглядом.
– О! – разочарованно воскликнула она. – Мы его потеряли! Что там было сказано?
– То же, что и в твоем.
– Но какими словами, Пол? Как она это сказала?
С любовью, и отчаянием, и, быть может, примесью «страха» я солгал ей, нежно прошептав:
– Там было сказано: «Пол всегда будет любить Вирджинию».
Она ликующе улыбнулась мне. Ее коренастая, пышная фигура твердо и радостно противостояла ветру. Она вновь стала пухлой, милой Менеримой, которую я встречал в нашем квартале, когда мы оба были детьми. И не только ею. Она была моей вновь обретенной любовью в нашем вновь обретенном мире. Моей мадемуазелью с Мартиники. Послание было глупым. Судя по пищевой дверце, машина не работала.
– Здесь нет ни еды, ни воды, – сказал я. Вообще-то у перил была лужица, но ветер согнал воду к человеческим структурным элементам, разбросанным по земле, и мне не хватало смелости пить ее.
