– Вы не видите? Правда не видите? – воскликнула она.
Он вновь упрямо, сердито покачал головой.
Она повернулась к залу и испустила высокий, чистый, всепроникающий вой, который пробился даже сквозь пятинотную пульсацию конгогелия.
– Солнечный Мальчик, Солнечный Мальчик, услышь меня! – крикнула она.
Ступни продолжали отбивать ритм, выплясывая цифру восемь, пальцы – стучать по мерцающему, размытому куску металла, лежавшему в руках танцора.
– Мой любимый, мой возлюбленный, мой мужчина! – снова крикнула она, еще пронзительней и призывней.
Ритм музыки и танца нарушился. Танцор сместился в их сторону, явно замедлившись. Огни в зале, огромная дверь и внешний коридор упрочнились. Теперь Сто Один мог видеть девушку более четко; на ее теле действительно не было ни одного волоска. Танцора он тоже видел; молодой человек был высоким и до изнеможения худым, а металл в его руках мерцал, подобно воде, отражающей тысячи огней. Танцор произнес, быстро и сердито:
– Ты позвала меня. Ты звала меня тысячи раз. Входи, если хочешь. Но не зови меня.
– На этот раз тебя позвала не я, – запинаясь, поспешно ответила Сантуна. – А эти люди… Один из них очень силен. Он не видит танцоров.
Солнечный Мальчик повернулся к лорду Сто Один.
– В таком случае входи и танцуй, если хочешь. Ты уже здесь. Так что можешь и потанцевать. А твои машины, – он кивнул на роботов-легионеров, – танцевать не могут. Выключи их. – И он начал отворачиваться.
– Я не стану танцевать, но взглянул бы на танец, – ответил Сто Один с натянутой мягкостью. Ему совершенно не понравился этот молодой человек с фосфоресцирующей кожей, опасным металлом в руках и самоубийственно небрежной скачущей походкой. Здесь, глубоко под землей, было слишком много света и слишком мало объяснений происходящего.
– Да ты любитель подглядывать! Какая мерзость для такого старикана. Или ты просто хочешь быть мужчиной?
Лорд Сто Один почувствовал разгорающуюся ярость.
– Да кто ты такой, чтобы назвать мужчину мужчиной подобным тоном? Ты сам-то еще человек?
– Кто знает? Кого это волнует? Я подслушал музыку вселенной. Я закачал в эту комнату все вообразимое счастье. Я щедр. Я делюсь им с моими друзьями. – Солнечный Мальчик показал на груды лохмотьев на полу, которые, лишившись музыки, страдальчески зашевелились. Теперь, разглядев комнату более отчетливо, Сто Один понял, что кучи на полу были молодыми людьми, в основном юношами, хотя имелось и несколько девушек. Все они выглядели больными, слабыми и бледными.
– Мне все это совершенно не нравится, – заявил Сто Один. – Думаю, мне следует арестовать тебя и забрать этот металл.
Танцор развернулся на правой пятке, словно собираясь отскочить прочь.
Лорд Сто Один шагнул в комнату следом за Солнечным Мальчиком.
Солнечный мальчик совершил полный оборот, вновь встал лицом к лорду Сто Один и решительно вытолкал того за дверь твердой и необоримой рукой, заставив лорда сделать три шага назад.
– Флавий, забери металл. Ливий, арестуй этого человека, – рявкнул Сто Один.
Роботы не пошевелились.
Сто Один, чьи чувства и сила были на высшем уровне благодаря резкому повороту регулятора жизненных сил, шагнул вперед, намереваясь сам схватить конгогелий. Он сделал лишь один шаг – и замер в дверном проеме.
Он не испытывал подобного с тех пор, как врачи в последний раз отправили его в хирургическую машину, когда обнаружили в черепе рак кости из-за старой-престарой космической радиации и последствий преклонного возраста. Ему сделали протез для половины черепа, и на время операции Сто Один был обездвижен ремнями и лекарственными препаратами. На этот раз не было ни ремней, ни препаратов, однако силы, которые пробудил Солнечный Мальчик, оказались не менее могучими.
Танцор выплясывал огромную цифру восемь среди одетых в тряпье тел, лежавших на полу. Он вновь запел песню, которую робот Флавий повторил на поверхности Земли, – песню о плачущем человеке.
Но Солнечный Мальчик не плакал.
Его аскетическое, худое лицо кривилось в широкой насмешливой ухмылке. Он пел о скорби – однако выражал не скорбь, а глумление, смех, презрение к обычной людской печали. Конгогелий мерцал, северное сияние почти ослепило лорда Сто Один. В центре комнаты стояли два барабана, один с высокими нотами, другой – с еще более высокими.
