– Пойте, вы оба, – разрешил лорд Сто Один. – Но не останавливайтесь, иначе умрете.
Роботы громко запели:
Я съем свою ярость,
Проглочу свои беды.
Мне не будет победы
Над болью и старостью.
Наше время придет.
Трудись до конца,
Трудись и дыши.
Вокруг ни души,
Лишь смерть без лица.
Наше время придет.
Слышите? Это мы, недолюди,
Тянем, толкаем, бьем и дробим.
Мир, что так нежно вами любим,
Наше восстанье громом разбудит,
Когда наше время придет.
Хотя в песне слышалась варварская, древняя вибрация волынок, эта мелодия не заглушала и не отвергала здравого, дикого ритма конгогелия, теперь обрушившегося на них со всех сторон.
– Очаровательный призыв к мятежу, – сухо заметил лорд Сто Один, – однако я предпочту его в качестве музыки тому шуму, что пробивается из мировых глубин. Шагайте, шагайте. Я должен увидеть эту загадку, прежде чем умру.
– Мы с трудом выносим музыку, что идет к нам сквозь камень, – сообщил Ливий.
– Нам кажется, что сейчас она намного сильнее, чем несколько месяцев назад, когда мы приходили сюда, – добавил Флавий. – Могла ли она измениться?
– В этом и состоит загадка. Мы отдали им Зону, которая вне нашей юрисдикции. Мы отдали им Округ, чтобы они творили в нем, что пожелают. Но эти обычные люди создали или обнаружили некую удивительную силу. Они привнесли на Землю нечто новое. Возможно, мы трое погибнем, прежде чем решим вопрос.
– Мы не можем умереть так, как вы, – возразил Ливий. – Мы уже роботы, и люди, с которых нас скопировали, мертвы давным-давно. Означает ли это, что вы нас выключите?
– Может, я, а может, некая иная сила. Вы против?
– Против? Вы хотите знать, испытываю ли я какие-либо чувства по этому поводу? Я не знаю, – ответил Флавий. – Раньше я считал, что живу настоящей, полноценной жизнью, когда вы произносите: «Summa nulla est» – и включаете нас на полную мощность, но эта музыка обладает силой тысячи паролей, произнесенных одновременно. Меня начинает заботить моя жизнь, и я полагаю, что начинаю ощущать значение слова «страх».
– Я тоже это чувствую, – согласился Ливий. – Прежде мы не знали на Земле такой силы. Когда я был стратегом, кто-то рассказал мне про действительно неописуемые опасности, связанные с планетами Дугласа-Оуяна, и сейчас мне кажется, что опасность такого рода уже рядом, здесь, в этом туннеле. Нечто, чего никогда не создавала Земля. Нечто, чего не делал человек. Нечто, чего не может рассчитать робот. Нечто дикое и очень сильное, возникшее благодаря применению конгогелия. Оглядитесь.
Он мог этого не говорить. Коридор превратился в живую, пульсирующую радугу.
Они преодолели последний изгиб и достигли цели…
Последнего рубежа царства страданий.
Источника злой музыки.
Конца Округа.
Они поняли это, потому что музыка ослепила их, а огни оглушили, их чувства столкнулись друг с другом и запутались. Таково было влияние непосредственной близости конгогелия.
Там была дверь, огромная, с причудливой готической резьбой. Дверь была слишком большой для человека. На пороге стояла одинокая фигурка, чью грудь подчеркивал яркими цветами и тенями ослепительный свет, лившийся лишь с одной стороны двери, справа.
За дверью они видели колоссальный зал, пол которого покрывали сотни дряблых узлов оборванного тряпья. Это были люди без сознания. Над ними и между ними плясала высокая мужская фигура, державшая в руках нечто блестящее. Мужчина рыскал, и прыгал, и крутился, и вращался под пульсацию музыки, которую сам же и создавал.
– Summa nulla est, – произнес лорд Сто Один. – Я хочу, чтобы вы, роботы, работали на максимуме. Вы в состоянии высшей боевой готовности?
– Да, сэр, – хором ответили Флавий и Ливий.
– У вас есть оружие?
– Мы не можем его использовать, – сказал Ливий, – поскольку это противоречит нашей программе, однако его можете использовать вы, сэр.
– Не уверен, – возразил Флавий, – совершенно не уверен. Мы экипированы наземным оружием. Эта музыка, этот гипноз, эти огни – кто знает, что они могут сотворить с нами и нашим оружием, которое не предназначено для использования так глубоко под землей?
– Не бойтесь, – сказал Сто Один. – Я об этом позабо– чусь.
