Пробойная установка прогрелась, и комната исчезла. Другие люди перестали быть людьми и превратились в небольшие мерцающие скопления огней, головешки, темно-красные языки пламени с разумом жизни, обжигающим, подобно тлеющим алым углям в фермерском очаге.
Пробойная установка прогрелась еще немного, и он почувствовал Землю прямо под собой, ощутил, как исчезает корабль, как поворачивается Луна на дальней стороне мира, ощутил планеты и горячую, чистую благодать Солнца, что не давало драконам приблизиться к родным краям человечества.
В конце концов, он достиг полного знания.
Телепатически его жизнь протянулась на миллионы миль. Он чувствовал пыль, которую прежде заметил высоко над эклиптикой. С трепетом теплоты и нежности он ощутил, как сознание Леди Мэй вливается в его собственное. Ее разум был мягким и прозрачным – но в то же время острым на вкус его разума, словно ароматическое масло. Ощущение было расслабяющим и надежным. Андерхилл знал, что она ему рада. Это была не мысль, скорее незамутненное приветственное чувство.
Наконец они вновь слились в единое целое.
Далеким уголком сознания, крошечным, не больше самой маленькой игрушки, что он видел в детстве, Андерхилл по-прежнему ощущал комнату, и корабль, и Папашу Мунтри, снимающего трубку и беседующего с ход-капитаном, который управлял кораблем.
Его телепатическое сознание уловило идею намного раньше, чем уши постигли слова. Звук следовал за мыслью подобно тому, как гром на берегу океана следует за молнией вглубь суши из открытого моря.
– Боевой зал готов. Можно плоскоформировать, сэр.
IV. Игра
Андерхилл всегда немного сердился оттого, что чувства Леди Мэй опережали его собственные.
Он приготовился к быстрой, едкой дрожи плоскоформирования, но ощутил ее отклик прежде, чем его собственные нервы зарегистрировали это событие.
Земля отодвинулась так далеко, что лишь несколько миллисекунд спустя он смог нащупать Солнце в верхнем заднем правом углу своего телепатического сознания.
Хороший прыжок, подумал он. Такими темпами мы доберемся до места за четыре-пять скачков.
В нескольких сотнях миль за пределами корабля Леди Мэй послала ему мысль: О теплый, о щедрый, о гигантский человек! О смелый, о дружелюбный, о нежный и огромный напарник! О, как с тобой чудесно, как хорошо, хорошо, хорошо, тепло, тепло, будем сражаться, будем расставаться, хорошо с тобой…
Он знал, что она мыслит не словами, что это его сознание воспринимает глупую дружескую болтовню ее кошачьего интеллекта и преобразует в образы, которые способен воспринять и расшифровать его разум.
Они не отвлекались на игру во взаимные комплименты. Он вышел далеко за пределы ее восприятия, чтобы увидеть, есть ли что-нибудь рядом с кораблем. Забавно, как им удавалось заниматься двумя вещами одновременно. Он мог сканировать пространство своим пробойным разумом – и одновременно ловить ее блуждающие мысли, полную любви и приязни мысль о сыне, у которого была золотистая мордочка и мягкая, невероятно пушистая белая шерстка на груди.
Продолжая поиски, он засек ее предупреждение:
Мы снова прыгаем!
И так оно и было. Корабль переместился к следующей плоскоформе. Звезды изменились. Солнце осталось в невообразимой дали. Даже ближайшие звезды едва ощущались. Это было хорошее место для драконов, открытый, враждебный, пустой космос. Андерхилл потянулся дальше, быстрее, нащупывая и высматривая опасность, готовый при необходимости кинуть на нее Леди Мэй.
Ужас вспыхнул в его сознании, такой острый и четкий, что это скорее напоминало физический рывок.
Маленькая девочка по имени Уэст нашла что-то – что-то огромное, длинное, черное, резкое, голодное, кошмарное. И швырнула туда Капитана Вау.
Андерхилл постарался сохранить ясность сознания.
«Осторожней!» – телепатически крикнул он другим, пытаясь переместить Леди Мэй.
В одном углу схватки он чувствовал похотливую ярость Капитана Вау: крупный персидский кот взрывал бомбы, приближаясь к потоку пыли, который угрожал кораблю и людям на борту.
Бомбы прошли рядом с целью.
Пыль уплощилась, из электрического ската приняла форму копья.
Все это меньше чем за три миллисекунды.
