— Я слышал другое. Где эта шкура?
Сорокин посмотрел на погрустневшего Папазяна.
— Бред. Он не убивал этих людей.
— Почему я должен тебе верить?
— Хотя бы потому, что я пытаюсь остановить резню на улицах. У меня есть наводка на настоящих убийц. Ты отсидишься денек, забудешь про Папазяна и получишь свое правосудие.
— Я буду ждать ровно день. Если ты не уложишься в срок, кое-кто заплатит. Мне плевать кто!
Закончив вызов, Сорокин спрятал сотовый телефон во внутренний карман куртки.
— Ну что, Папазян, если жить не надоело, выкладывай, где отсиживаются твои дружки…
В ресторане было шумно и накурено. Кондиционеры работали паршиво, поэтому за несколько минут пребывания в помещении одежда успевала пропитаться запахом табака. Между столиками шустро сновали официанты, разнося выпивку и еду.
Коротков пребывал в раздумьях, периодически поглядывая на свои «ролекс». Он размышлял, ехать ли ему после встречи с Орбели домой или позвонить жене и сообщить, что он задерживается, а самому поехать в сауну со своей секретаршей. Второй вариант ввиду стрессовой недели представлялся ему более предпочтительным. Коротков понимал, что, если вернется домой, его начнет пилить жена, выклянчивать деньги на хозяйство и на свои нужды. Коротков уже понял, что ее нужды имеют тенденцию к постоянному увеличению, и если он будет потакать ее прихотям, то, кто его знает, может и разорится. Или, может, она догадывается, что он ей изменяет, и потому старается быть такой вредной?
Коротков занял столик в углу, откуда открывался отличный обзор. Он мог оставаться незамеченным, наблюдая за тем, что происходит в ресторане. Орбели где-то задерживался, и это очень не нравилось Короткову. Он чувствовал, что таким образом Орбели пытается его унизить, показать, что он всего лишь политическая марионетка, которой нетрудно управлять, дергая за те или иные ниточки.
К тому же Коротков был зверски голоден, он жадно вдыхал запахи еды. Он уныло пил вино из бокала и ждал Орбели. Конечно же, тот, как и полагается в таких случаях, вежливо извинится и спишет все на пробки, как будто у Короткова только и есть цель в жизни, что ждать Орбели в ресторане. У него, между прочим, много других важных дел. Все-таки он участвует в предвыборной кампании, и поэтому занимается благотворительностью, дает интервью на радио и на телевидении, выступает на встречах с избирателями, обещая им всевозможные блага и кардинальное улучшение жизни, а это, знаете ли, непросто, учитывая культурный уровень электората.
При воспоминании о своем электорате Коротков брезгливо и вместе с тем болезненно поморщился. Неужели эти плюгавые дураки думают, что ради их интересов он будет стелиться ковром? Как же его достали старухи с целыми петициями от своих дворов! А ему, Короткову, нужно все слушать, улыбаться, как заведенному болванчику, вежливо отвечать и говорить всякие любезности, когда он в жизни бы не слушал этих идиотов…
Орбели опоздал ровно на двадцать пять минут. Он заметил Короткова и помахал тому рукой. Коротков, раздраженный донельзя, ограничился кивком.
— Извини, задержался, — коротко сказал Орбели, усаживаясь на стул.
— Мог бы предупредить, — сухо заметил Коротков, глядя куда-то в сторону. Он дулся на Орбели, из-за которого полчаса проторчал в ресторане голодным.
— Большой город. Пробки, — добродушно улыбнулся Орбели, мол, инцидент уже исчерпан.
Орбели извлек из пиджака конверт и положил его перед Коротковым.
— Это вторая часть того, что я обещал для твоей предвыборной компании.
— Мне понадобится несколько дней для обналички, — сказал Коротков. — И еще, у меня возникли проблемы с бывшим сотрудником. Он пытается помешать мне.
— Каким образом? — лицо Орбели сделалось кислым, словно он только что съел лимон или выпил флакон шампуня.
— Это неважно. Я сделаю все, чтобы решить эту проблему, но я не могу выполнить все его условия. Мне нужны деньги.
Орбели довольно ухмыльнулся.
— А я уже решил, что у тебя появилась аллергия на мои пожертвования. Что ж, я добавлю.
Орбели снова полез в свой пиджак и, как заправский фокусник, извлек оттуда еще один конверт.
