Политические веяния в речи старика не очень-то импонировали Иллариону. Все-таки он коренной москвич.
Старик уже извлек из пакета бутылку водки и достал два пластиковых стаканчика, но Илларион остановил его жестом руки.
— Я бы с радостью, да вот уже второй год как зашился. Жена все пилила, хватит да хватит.
— Ничего, от одной рюмки еще никто не умирал, — настаивал старик. — Это все брехня врачей. Выпейте, ничего с вами не станет.
Старик так настаивал, что Забродову пришлось пригубить водки из стаканчика.
— Как в Киеве будете, передайте весточку, — не унимался консьерж. — Я сейчас сварганю письмецо.
Консьерж полез в сумку, шурша целлофановыми пакетами. Забродов внутренне напрягся. Пускай с виду старик безобидный, но мало ли что бывает. Он уже сталкивался с этим — и не раз, — когда вдруг из авосек и торбочек доставали взрывчатку или ствол и одним выстрелом в голову отправляли свою жертву на тот свет.
— Уважаемый… — начал Илларион и запнулся.
— Тарас Валерьевич, — подсказал консьерж и тут же протянул руку.
— Тарас Валерьевич, — пожал сухонькую руку Илларион, — Меня Илларионом зовут. Может, выручите меня? В какой квартире живет Гарик Броевич?
— Точно! Я ж забыл совсем, — встрепенулся старик. — Вам помощь нужна, а я тут со своими письмами… Вы извините меня, что отвлек вас, задержал.
— Да, ничего, ничего.
— Всю страну разворовали! Сволочи! Людям есть нечего, а они жируют, особняки строят. Ничего, придет время, поднимется волна народного гнева…
К счастью, Иллариону не пришлось выслушать консьержа о второй мировой революции. Тот, поискав в блокноте, определил квартиру.
— Триста шестьдесят пятая. Седьмой этаж. Выйдете из лифта и сразу налево.
— Благодарю, Тарас Валерьевич. Вы пока письмецо напишите, я передам.
Выйдя из лифта, Забродов подошел к двери общего коридора и нажал кнопку звонка. Он прислушался и чуть отошел от двери, став к ней боком. Вскоре послышался лязг открываемого замка, и зашаркали тапочки.
— Кто?
— Забродов.
Дверь отпер невысокий мужчина в шелковом халате с незатянутым поясом, так что пивной живот выдавался вперед, словно у беременной женщины. Лицо у мужчины заплыло жиром, лишь живо поблескивали глаза. На мясистых пальцах было несколько перстней.
— Чего пришел?
— Я понимаю, что нежданный гость хуже татарина, но где же армянское гостеприимство? — заметил Забродов.
— То было в прошлом.
— Прошлое не имеет никакого значения. Все что у нас есть — это только настоящее, — философски изрек Илларион, бросив взгляд на левую руку Боцмана, которую тот прятал за спиной. — Не бойся, не по твою душу пришел. Убери эту хлопушку.
— Ты волк матерый, Забродов. Откуда я знаю, что у тебя на уме? — ответил Боцман, но руку из-за спины убрал. — Не волнуйся, ствол чистый.
— Мне волноваться нечего, — сказал Забродов, бросив взгляд на «ТТ», излюбленное оружие всех киллеров. — Я слышал, твоих ребят потрепали на стройке. У меня есть кое-какие наводки.
— Если по делу, то проходи.
Гарик пропустил Забродова в общий коридор и закрыл за ним дверь. Илларион с любопытством осмотрелся. С тех времен, как он здесь был в последний раз, ничего не изменилось, разве что стены покрасили, да оштукатурили потолок.
В квартире у Гарика было уютно. Тяжелые длинные шторы закрывали окна. Горел приглушенный свет торшеров. Пахло какими-то благовониями.
Метким взглядом Забродов заметил на журнальном столике у дивана початую бутылку вина и два бокала. В пепельнице курилась слабым дымком сигара.
— Как я понимаю, мы не одни? — выразительно кашлянул Илларион.
— Ты вламываешься как всегда не вовремя.
— Извини за столь поздний час, но то, что ты сейчас услышишь, тебе понравится.
— Садись. Сейчас заварю кофе. Или коньяк?
— Кофе с коньяком. У меня бессонная ночь. Забродов с удовольствием плюхнулся на диван. Дежавю, как говорится. Кажется, и в прошлый раз, когда его брали, он тоже был с бабой. Только все произошло в самый пикантный момент. Ничего не поделаешь, пришлось вынести дверь и взять его в спальне.
— Как с потенцией, Гарик? — не преминул пошутить по этому поводу Забродов. — А то помню, в прошлый раз ты сильно перепугался.