Со жгучим удовлетворением он вспоминал, что случилось дальше: когда нога наконец зажила, он пришел к Судебным иннам и дождался того солиситора, что отказал ему в помощи. Вечером надменный законник вышел на улицу, а он, пробегая мимо, толкнул солиситора под колеса проезжающей кареты. Услышав за спиной удар и отчаянный крик, он бросился в переулок, перебрался через забор, проскользнул сквозь отверстие в стене и побежал дальше, вполне довольный собой.
То же самое он совершил и с бессердечным барристером. Звук удара и истошный крик грели сердце, когда он мчался прочь по другому переулку. Но затем он понял, что ему недостаточно просто слышать, как они умирают. Он хотел видеть их страх. Хотел насладиться их болью. Быстрое возмездие не искупало тех мук, что претерпели его мать и отец, милая голубоглазая Эмми и прелестная Рут с ее трогательной щербинкой между зубами.
И вот теперь он стоял, склонив голову, под сыплющимся с неба снегом.
«Сегодня вечером все вы наконец обретете покой», – думал он.
Внезапно на него нахлынула скорбь по еще двум дорогим людям.
– Моя жена. Мой нерожденный ребенок.
«Забудь о них. Их смерть ничего для тебя не значит», – настаивала вторая половина его натуры.
– Кэтрин.
«Она была всего лишь средством отомстить ее родителям», – продолжал гнуть свое голос в голове.
– Нет.
«Ты просто ее использовал».
– Неправда, я любил ее.
«Ты убедил себя в этом, чтобы заставить ее поверить тебе. Ах, какое потрясение читалось на лицах ее родителей, когда они узнали, что она вышла замуж за человека, которого они не считали равным себе! Какое удовольствие ты получил, когда они осознали, что дочь полностью находится в твоей власти и ждет от тебя ребенка!»
– Мой нерожденный…
Появившийся в арке кладбищенских ворот викарий удивленно посмотрел на него:
– Вы здесь один?
Вместо ответа, он утер слезы со щек.
– Я был уверен, что слышу два голоса, – продолжил священник.
– Начинается метель. Мне пора идти.
– У одного из говоривших был ирландский акцент. Вы уверены, что здесь больше никого нет? – не отставал викарий.
– Никого.
– Молодой человек, вы очень взволнованы. Желаю вам обрести покой.
«Сегодня вечером я его обрету», – подумал он и двинулся дальше на запад.
«Нет, не туда! – кричал голос в его голове. – Дворец не на западе, а на юге. Куда ты собрался?»
Он стоял под снегопадом на Хаф-Мун-стрит в Мейфэре, напротив особняка Грантвудов, наблюдая, как констебли снуют туда-сюда.
Покосившись на его скромную одежду, один из полицейских пробурчал:
– Идите себе мимо.
– Я работал по плотницкому делу в доме лорда и леди Грантвуд. Какая ужасная история.
– Да, ужасная, – согласился констебль. – Но здесь больше не на что смотреть. Идите, куда шли.
– Их дочь была любезна со мной, и я не забуду ее доброту. Пожалуйста, позвольте мне передать соболезнования родным.
– У них не осталось никого из родных, – отрезал констебль.
– Вы не знаете, когда состоятся похороны?
– Как только тела доставят из Вестминстерской больницы.
– Из больницы? – От волнения он задышал чаще. – Значит, кто-то из них остался жив?
– Начальство из детективного отдела приказало осмотреть труп дочери в морге. Возможно, удастся установить, каким оружием пользовались убийцы.
– Убийцы? Выходит, их было несколько?
– В последний раз повторяю: идите своей дорогой.
«Нет, дворец к югу отсюда! Зачем ты направился на юго-восток?»
Под усиливающимся снегопадом он обогнул по широкой дуге просторы Грин-парка и Сент-Джеймсского парка. От них было рукой подать до Букингемского дворца, и полицейские патрули, несомненно, встретились бы ему по дороге. Даже в рабочей одежде он мог привлечь внимание какого-нибудь бдительного констебля.
Вестминстерская больница располагалась позади аббатства на улице Брод-Санкчури – дорога к убежищу. Это название она получила несколько веков назад, когда многие отчаявшиеся люди искали в церкви защиты от сборщиков долгов и политических противников. Но когда он сам обратился в Вестминстерскую больницу с просьбой помочь отцу, врачи отказали ему.
Войдя в мрачное здание, он отряхнул снег с пальто, прислушиваясь к доносящимся сквозь стены стонам и вдыхая запах болезни.
