– …Ай, брось, – говорит она мне. – Всех будешь жалеть, на себя не хватит. А сама себя не пожалеешь, никто тебя не пожалеет. Своя рубашка у всех ближе к телу, чтоб ты знал!
– Ну все-таки… – пытаюсь возразить я, желая продлить спор.
– Или нет! – запальчиво перебивает меня Галя. – Ах, ты еще у меня, таки да, глупенький! Никому не верь, никому. Я уже давно разуверилась. Чтоб ты знал. Есть люди плохие и очень плохие, ну еще никакие, слюнявые, я их называю.
– А тот, кого ты любила, он какой был?
– Он? Да никакой. В том и беда. Он был слабый. И меня не послушал. А надо быть сильным и смелым. И любить надо так. Ты умеешь любить? Но знаешь как? Чтобы только любовь у тебя была. Чтобы за любимую с головой в воду. Вот так умеешь?
– Умею, – отвечаю я с искренней убежденностью.
Но если бы Галя знала, как далеко я в этот миг от нее. И лишь усилием воли я заставляю себя вернуться в эту комнату.
– Ах, как это чудесно, – мечтательно и томно шепчет Галя. – Женщине от мужчины больше ничего не надо, чтоб ты знал, милый.
О да! Я себе представляю, как легко и быстро соблазнил ее Зурих своими деньгами и подарками и сделал еще хуже, чем она была до этого. Он втянул ее в свои темные дела, сделал из нее ловкую спекулянтку, а может быть, что-то еще более опасное. И теперь эта маленькая хищница, видимо, собирается надуть его самого, крупно надуть, на золоте. А заодно прибрать к рукам и партию кофточек. И тут нужен ей я.
Вот кем стала эта женщина. А раньше, я уверен, была просто дурочкой, хорошенькой, сверхсоблазнительной дурочкой, вокруг которой вились всякие, и свою долю в ее жалкую судьбу они, эти «всякие», тоже внесли. Спросить бы ее о той, прежней ее жизни.
Но в какой-то момент Галя вдруг становится серьезной и собранной. По-видимому, она решает, что я достаточно выпил и лукавить с ней уже не в состоянии.
– Ты можешь сделать ради меня одно колоссальное дело. Да или нет? – спрашивает она и умоляюще смотрит мне в глаза, словно пытаясь прочесть в них что-то.
– Могу, – твердо объявляю я. – Какое дело?
– Я говорю… за того человека. Он грозит меня тоже… убить.
Голос у нее прерывается и дрожит. Кажется, она и в самом деле боится этого человека.
– За что? – спрашиваю я.
Вопрос поставлен быстро, напористо и как-то неудобно. Галя, я вижу, слегка смешалась и говорит первое, что ей приходит в голову:
– А я ему отказала во взаимности. Он давно до меня добивается. И убил он из ревности, я знаю.
– Я ему покажу взаимность, – с угрозой говорю я.
– Покажи. Покажи обязательно, – горячо и умоляюще шепчет Галя, прижимаясь ко мне и как бы ища защиту. – Ты такой сильный…
Фу ты! Ну и сценка. А еще говорят, что в жизни такого не бывает. Мне становится смешно, но я держу себя в руках. Ничего не поделаешь.
– Будь спокойна, – распаляюсь я. – Где этот тип?
– Завтра, – говорит Галя. – Ах нет. Завтра праздник. Послезавтра мы пойдем в одно место, и я тебе его покажу.
– Что еще за место? – грубовато спрашиваю я.
Но сейчас это можно, я все-таки выпил и к тому же взволнован.
– Есть у нас одно такое местечко, – улыбается Галя. – «У господа бога за пазухой». Не слыхал?
Я с изумлением смотрю на нее. Галя понимает мое изумление по-своему и звонко смеется.
…Поздно вечером я ухожу домой. Во дворе мне уже совсем по-приятельски бросается в ноги Шалун и тихо урчит. Я запускаю пальцы в его густую шерсть и бормочу:
– Ну, приятель, и выбрал же ты себе хозяйку.
На следующий день внезапно и резко холодает. В воздухе носятся редкие снежинки. Солнце лишь изредка выглядывает между черно-лиловыми тучами. Но одетая в красные полотнища и флаги Одесса все равно веселится и радуется празднику. Многоголосый шум, музыка, песни вливаются в окна гостиницы, бередят и торопят нас.
Мы с Леной залезаем в свои свитеры и куртки и отправляемся бродить по городу.
Мы идем по Приморскому бульвару, откуда виден весь порт и расцвеченные флагами белоснежные корабли, по знаменитой Дерибасовской, где шумный и пестрый людской поток льется прямо по мостовой. На пальто и куртках алеют кумачовые ленточки праздничных значков, над головами плывут флаги, портреты, транспаранты, разноцветные воздушные шары.
