Бажова приехала спустя сорок минут после нашего телефонного разговора. Она не ожидала, что я «предам» ее, дав послушать ее диск Сухареву. Узнав, что он хочет с ней встретиться, Бажова решила, что ей грозит огромная опасность.
– Хорошо же, я приеду, – сказала она мне значительно. – Но если со мной что-то случится, то вам это так просто не сойдет с рук. Я все друзьям своим, журналистам, рассказала и улики оставила.
Про улики она, конечно, загнула. Кроме болтовни Алексея Комова, ничего у Бажовой не было.
Пока Ник ждал журналистку, я успела забрать Митьку из школы и отвезла его на занятия по английскому.
Вернувшись в кабинет Сухарева, я застала такую картину: Ник, присев на край своего стола, молча выслушивал горячий спич журналистки о правах невинно осужденных. Несмотря на то что Вика сидела на краешке огромного кожаного кресла, казалось, будто речь ее звучит по крайней мере с броневика.
Я вошла в комнату и, вежливо кивнув, тихонечко присела в кресло у окна.
Слушая девушку, совершенно неожиданно я поняла нечто такое, что в головы нам с Ником сорок минут назад не пришло: Вика понятия не имела, что Ника шантажировал дружок Комова.
Как только в речи Бажовой образовалась небольшая пауза, я сразу же ею воспользовалась:
– Виктория, а как Алексей распорядился деньгами?
Вика повернула ко мне худенькое лицо с усталыми карими глазами. Она была такой маленькой, такой замученной борьбой за правду, что я сделала второе грандиозное открытие: передо мной сидит фанатик.
– Какие деньги? Откуда? – растерянно спросила она. «Деньги» она произносила, как неприличное слово.
– Ваш подзащитный специально в убийстве признался, чтобы потом шантажировать Николая Александровича. – Я кивнула в сторону удивленно поднявшего брови Сухарева. До него еще не дошел смысл моей провокации. – Моему мужу угрожали расправиться с сыном, и он заплатил Алексею сто двадцать пять тысяч долларов за те годы, которые Алексей провел в тюрьме. Вы не знали?
Я не случайно именно так подала информацию. Если я хочу, чтобы Вика отцепилась от Ника и Зюзи, необходимо было смутить Бажову, посеять в ее голове сомнения в искренности Комова. Фанатики не умеют прощать – черное или белое, ангел или демон. И очень хорошо, что об афере приятеля Комов Вике не рассказал. Это было мне на руку. Упоминать Виктора при Вике я тоже не стала – надо убедить ее, что именно Комов был инициатором шантажа.
А Вика-то купилась.
– Нет, я не знала. – Бажова была не просто смущена. Она была раздавлена. А через две секунды фанатка обрела новую правду. – Вы врете!
– Вообще-то нет. – Ник наконец-то сориентировался. – Три раза мой адвокат, с которой вы неоднократно общались на суде, переводила деньги на специальный счет, для Алексея Комова и его помощников.
– Он бы сказал! Алексей – очень честный человек, я десять лет его знаю, я обо всем в жизни с ним говорила! Он бы мне рассказал, если бы получил от вас деньги. И потом, какие деньги могут оправдать то, что он лучшие свои годы в тюрьме провел?!
Сухарев усмехнулся в своей обычной высокомерной манере, которая всегда меня раздражала, а сейчас казалась как нельзя кстати:
– Виктория, вы хотите сделать разоблачительный материал? А продавать его собираетесь по крайней мере в федеральные издания?
Вика снова возмутилась:
– При чем здесь «продавать»? Я хочу всей стране рассказать, что вы сделали! Как вы человека невиновного в тюрьму засадили.
– Да, – откровенно издеваясь, кивнул Ник. – Конечно, интересная тема. Только понадобятся доказательства, факты. Вы нашли следователей по этому делу? Они подтвердят, что улики против Комова были сфабрикованы?
– Я найду!
– Найдите. Спросите их, как это получилось? Ведь они или не справились со своей задачей, или приняли от меня взятку. Вы ни разу этого не произнесли, но уверены, что я заплатил следователю, судье, кому-то еще, чтобы Комова посадили, а про мою тещу вообще забыли. Думаете, после публикации вы будете со мной судиться? Нет. Вам предъявят обвинение в попытке опорочить наши следственные органы. Кажется, это уголовное дело. Точно я не знаю, вам надо будет у юристов проконсультироваться.