Непривычный звук рядом заставил ее оторваться от неба, и головокружение прошло. Степан тихо плакал, глядя ввысь, и большие слезы катились у него по щекам. Лондри тронула его рукой, и он проговорил:
– Это не горе, не горе. Я не могу ошибиться – только одна вещь может генерировать такую энергию.
– Что? – растерянно спросила Лондри.
– Ничего, дочка, – ответил он, напомнив ей о своем происхождении и о знании вселенной за пределами Геенны. – Помнишь, я рассказывал тебе, как Абуффиды насмехались надо мной, говоря, что весь секрет Геенны, столь надежно стерегущий нас, заключается в хитром обмане?
– Помню.
– Радуйся же: чем бы ни кончился этот день, обман этот раскрыт и секрет уничтожен.
* * *
Панарх нашел Калеба и Йозефину стоящими в бессильной досаде у люка на мостик.
– Мы заперли люк вручную, – сообщил дрожащий голос из коммуникатора, и на экране появился человек с худым лицом, которому конвульсивно стиснутые, выпирающие челюсти придавали странный пирамидальный вид. – Если вы прорветесь сюда с помощью двух своих бластеров, мы откроем огонь.
Калеб пожал плечами, посмотрев на Панарха, и выключил коммуникатор.
– Он прав. Если Кри и Матильда не преодолеют компьютерную защиту, на мостик нам не попасть.
Панарх кивнул на коммуникатор, и Калеб включил его снова.
– Как вас зовут?
– Каннифер. – Глаза рифтера бегали туда-сюда. – Люфус Каннифер.
– Что ж, генц Каннифер, у нас один выбор: Геенна или ваш корабль. Разумеется, если вы взлетите с нами на борту, Анарис прикажет уничтожить шаттл. Притом машинное отделение в наших руках.
Рифтер смотрел на Панарха со смесью страха, гнева и почтения.
«У Архетипа и Ритуала длинные руки», – подумал Геласаар, а пилот сказал:
– Зато мы контролируем мостик, и вы не сможете больше закрыть шлюз изнутри. Попрошу гееннцев перебить вас – вот и вся недолга.
– На Геенне недостает металла. Этот корабль для них – баснословное сокровище...
Пилот отвернулся от экрана и стал совещаться с кем-то вполголоса, а к Панарху подошел Мортан Кри.
– Матильда докладывает о мощнейшем источнике энергии внутри системы. Мне думается, Флот разыскал нас.
Брендон! Панарх беспощадно подавил свои эмоции, сказав себе, что не может этого знать, но каждый его нерв продолжать звенеть от радостной уверенности.
Каннифер вернулся к экрану. Глаза его расширились от страха, челюстные мускулы выпирали.
«Он хотел извлечь выгоду из нашей смерти, а теперь видит, что собственная близка. У меня на руках два козыря».
– Мы починим двигатель, – сказал Панарх, опередив рифтера. – Но вы не станете стартовать, не передав нам контроль. Как вы успели заметить, к Геенне подходит крейсер. Если мы доберемся до него с вашей помощью, я дам вам обоим свободу, дам каждому по кораблю и пожизненную ренту. Вот вам мое слово. – И Панарх отключил коммуникатор. – Пусть подумают.
– Страх и жадность хорошо разлагают волю, – заметил Мортан Кри.
– Я тоже на это надеюсь. Теперь дело за Матильдой, – Панарх посмотрел вдоль коридора по направлению к шлюзу, – и за гееннцами.
– Капитан, – дрожащим голосом сказала Моб, – вижу источник тяжелой радиации, ионизация за пределами шкалы, и Узел светится... – Она нажала несколько клавишей. – Вывожу на экран.
– Блин! – в панике крикнул Быстрорук. – Это что за херня такая?
Тат тоже посмотрела, и у нее перехватило дыхание. Она вывела то, что передавали с мостика, на полный экран. В самом центре пылала световая точка с огромными сияющими полотнищами по обе стороны. Казалось, что головной прожектор какой-то смертоносной машины мчится на них между стенами бесконечного каньона. Тат поняла, что видит перед собой обычно невидимое гиперпространство, охраняющее систему Геенны, освещенное теперь невероятно мощным источником энергии.
– Это астероид около четырех кэмэ в диаметре, движущийся со скоростью одна десятая це.
– В заднице у тебя астероид, – заорал Быстрорук. – Это сраный крейсер, который использует сраный астероид вместо сраного щита! И при такой скорости они будут здесь меньше чем через два часа!
У Тат перед глазами вспыхнуло красное пятно.
(Тат! Какого хрена ты там делаешь?) Даже по нейросвязи было ясно, что этот человек вот-вот совершит какую-то непоправимую глупость.
