— Тут и вопросов нет, — кивнул один из парней. — Чего далеко ходить? Взять хотя бы нас с Сажневым. То, блин, ночами вагоны грузим, то мясо на третьем хладокомбинате таскаем. Старики на пенсии. Пенсии — пшик... Если столько теперь за общагу платить, за буфет — значит, все. Бросай учебу, и ту-ту домой! А дома работу хрен найдешь. И чего делать? На гоп-стоп? А у меня, между прочим, медаль золотая.
— Вот и продай свою медаль! — покатились со смеху двое с перевязанными головами, которых языкастые приятели уже назвали «кровными братьями». — Золото в кармане, а еще прибедняется!
— Вам шуточки... А что правда делать-то?
— Главное, не дергайся, — невесело усмехнулся тот, кого говоривший назвал Сажневым. — Учебу не оплатишь, общагу не оплатишь — сами выпрут. А там уж за любимым государством не заржавеет. Завтра же повесточка — и пишите письма: военкомат, и будь здоров — ать-два! К «дедам» на шашлык. Или куда-нибудь в тмутаракань — конституционный порядок поддерживать. Чтоб, чего доброго, тмутаракань не откололась.
— Вот-вот, — подхватила пылкая девушка. — Выходит, жить как люди должны теперь только богатые. Грызть гранит — только богатые. Значит, и после самая лучшая работа у кого будет? А кто у нас самые богатые? Жулики да бандюги.
— Что-то в общагах я богатых не встречал, — заметил один из студентов.
— И не встретишь, — усмехнулся один из студентов. — Чего им тут делать? Богатые квартиры да комнаты снимают. За баксы.
— Ага, а нам — хоть подохни.
Все смолкли. Спорить тут было не о чем, да и спорить никто не собирался. Новое постановление касалось их всех, лишая маломальских шансов на продолжение учебы. А значит — на мало-мальски сносное будущее.
Напряжение постепенно спадало.
— Привилегии, привилегии... — вновь и вновь раздувала угольки дискуссии неугомонная девушка Лиза. — Сколько копий поломали, все уши прожужжали... Боролись!.. А уж тельняшки на груди рвали!.. Социальная справедли-ивость!.. Мы, демо- кра-аты! А где она, демократия? И какая лично мне разница, кто мне судьбу корежит —партийная тварь или блатная? Суть-то одна!
— Обязательно надо через полчаса энтэвэшные «Новости» посмотреть, — сказал дюжий широкоплечий Сажнев. — Теперь шуму будет — ого-го!..
— Ха! А вот уже и шум! — поднял палец один из «кровных братьев».
И правда, откуда-то послышался нарастающий грохот, который превращался в крики и топот многих ног. Многие вскочили, с тревогой глядя в сторону открытой двери.
И тут все увидели нескольких студентов, бегущих по коридору с испуганными, искаженными страхом лицами:
— Закрывайтесь! В общаге ОМОН! На первом этаже уже ворвались в комнаты, лупят всех подряд — дубинками и прикладами. Закладывайте двери стульями!
Откуда-то уже слышались крики, звон разбиваемых стекол, женский визг.
— Ну, блин! — заорал Сажнев. — Они совсем, что ли? Во крейзи!
Кто-то кинулся к окнам, другие бросились вон из комнаты, третьи захлопнули дверь, накинули крючок и пытались забаррикадировать вход койками и тумбочками. Но было уже поздно.
Грозная сила вышибла дверь, и в комнату ворвалась озверевшая орава — шестеро разъяренных накачанных детин в стальных шлемах и масках, с дубинками и двумя АКМ в руках. Извергая грязную матерщину, с ходу налетели и, не разбирая, принялись избивать находящихся в комнате.
— Ну вы, зверье! — зарычал Сажнев, ринувшись вперед и заслоняя собой девушек. — Гадье фашистское! Вы что девчонок-то мордуете?
И недолго думая, ловко ухватив бутылку, с силой метнул ее в одного из омоновцев. Но тут же упал под ударом твердой черной резины по голове. Из ушей его пошла кровь. На мгновение все словно замерло и остановилось, как на стоп-кадре.
— Так, щенки! — прохрипел, матерясь через слово, один из омоновцев, видимо, тот, что командовал этой группой. — Всем на пол! Лицом вниз! Руки за голову! Ноги врозь! Кто шевельнется — получит. Во так вот, бота-аники! — И он с силой вытянул дубинкой вдоль спины одного из лежащих на полу.
Парень вскрикнул от нестерпимой боли, скорчился, а нападавшие весело загоготали.
