— Нет, не знаю! Но то, что сегодня произошло, — чистейшей воды провокация. В ее хрестоматийно-классическом виде. Мы были все-таки слишком беспечны. Наверняка в колонны студентов, в наше мирное, но, прямо скажем, возбужденное и взрывоопасное шествие, просочились чужие люди...
— Ого! — зашумели ребята. — И кто же это, как вы думаете?
— Не будем спешить, — поднял руку Русаков. — Запомните: они там нас сейчас именно на несдержанности и надеются подловить. Спрашиваете, кто такие? Отвечу. Отчасти намеренно «засланные казачки», отчасти просто шпана. Возможно, затесались и пьяные студенты из других вузов, которых кто-то не поленился накачать средь бела дня. Скажу больше, я даже видел их сегодня днем... сумел выделить и запомнить несколько очень странных физиономий. Легко допустить, что именно они сыграли предназначенную им роль запала...
— А там и орудие пролетариата могло пойти в ход, — кивнул один из парней. — Ну и много еще чего... Вот «омоны» и оборзели. А что? Запросто!
— Поймите, ребята! Чтобы оправдаться перед населением и объяснить случившееся, властям теперь позарез надо будет представить нас и наше движение как взбесившуюся неуправляемую ораву, как социально опасное разъяренное стадо. Они такого момента давно ждали. Ну ничего, — убежденно тряхнул головой Владимир Михайлович. — Ничего! Мы все засняли на видео, работали операторы и областной студии, и с Российского телевидения, и с НТВ. Если эти кадры не вырежут в Москве, о том, что случилось здесь, уже сегодня вечером узнает вся страна и весь мир. А мы завтра же предельно внимательно просмотрим все наши записи, скопируем и передадим в прокуратуру. Нам будет что ответить и что показать, чтобы выдвинуть отцам города встречное обвинение. Мы не нарушили закон ни в одном пункте. Демонстрацию разрешили в правовом отделе мэрии. Так что на сей раз кое- кто, кажется, здорово оплошал... Все уяснили? Тогда, ребята, будем прощаться, мне пора. Надо еще успеть до полуночи смотаться в несколько общежитий — и к политеховцам, и к агротехникам... Им, кажется, всыпали даже щедрее, чем остальным.
— А нам что теперь делать?
— То есть как — что? — опешил Владимир Михайлович. — Сидеть тихо, думать, грызть гранит, зализывать раны и ждать дальнейшего развития событий. В общем, как завещал классик, учиться, учиться и учиться... И помнить: такие провокации всегда устраиваются с прицелом. С тонким расчетом на шальные мозги и неустойчивость молодой психики. Сейчас они пристально следят за нами, за нашим «Гражданским действием». Так что всякая наша ошибка неизбежно обернется против нас. Нельзя, чтобы нас выставили архаровцами, которые сами напросились на зуботычины. Ну, все. Счастливо, ребята!
Он поднялся и начал протискиваться к выходу, стараясь не наступить на сгрудившихся на полу, — высокий, статный, с копной легких светлых волос на голове.
— Подождите, Владимир Михайлович! — Трое студентов, в том числе и длинный вихрастый Николай, устремились за ним. — Мы проводим вас.
— Да бросьте вы, — чуть нахмурившись, отмахнулся он. — Вот еще глупости! Тут ехать-то всего минут двадцать...
— Нет-нет, — возразили взявшиеся быть провожатыми своего лидера, — город большой, а ночь, знаете... темная.
Все четверо вышли за дверь, и тут же в комнате вновь поднялся гвалт и крик.
— Ну что, слыхали?!. Конечно, Русаков прав — пылко восклицала одна из девушек. — Тысячу раз прав! Мы не должны подставляться. Не имеем права!
— Конечно, Платову того и надо! Ему бы только «Гражданскому действию» напакостить. Особенно теперь, перед выборами. Знает же, что мы решили агитировать и голосовать против него...
— Да на них можно просто в суд подать! И на премьер-министра, и на Платова, и на мэра! За нарушение прав человека, за попрание Конституции! А еще — за ущемление в праве на образование! — звонко выкрикнула одна из девушек, маленькая и хрупкая, с гневно сверкающими огромными темными глазами.
Несколько человек засмеялись:
— Молодец, Лизка! Красиво излагаешь. Только, девочка, держи карман шире — так прямо они и разбежались... Кто мы такие, чтоб им отвечать нам из своих кремлей и особняков?
