Исса слушал его теперь очень внимательно, сдвинув брови. Они действительно были все похожи, эти трое парней, по воле судьбы и по воле истории ставшие бандитами и убийцами.
— Я думаю, ваш дядя Али сумел вам все объяснить гораздо лучше, чем смог бы я, — продолжил Турецкий. — Вы уже сами поняли, конечно, какую важную роль тут сыграл этот Павел. Скажите, вы узнали бы его? От этого зависит невероятно много, может быть, даже больше, чем кажется нам с вами.
Исса говорил по-русски намного хуже своего дядьки, и все же это была ясная и точная русская речь.
— Жалко, — сказал он, — я бы его сам... Только как? Я же тут у вас... А дядя Али велел слушать вас, верить вам, делать все, как вы скажете. Покажете — узнаю.
— Хорошо, Исса, — кивнул Турецкий. — Если получится, попробую смягчить вашу участь. Все- таки вы никого не успели убить. И хотя по закону покушение, статья тридцатая Уголовного кодекса, а вы покушались трижды, является преступлением, я не хочу, чтобы вы сгинули в лагере на пятнадцать лет. Свое вы получите, но не более того. И вот что, Исса... У вас хорошее лицо — хватит преступлений, хватит убивать! Я не собираюсь читать вам морали, я действительно думаю так: хватит, уже все устали. У нас совсем не остается времени на жизнь. Этак скоро мы все просто перебьем друг друга.
— Слушай, Турецкий, — тихо сказал Исса. — Это правда, ты велел отдать моих братьев, чтобы их похоронили, как велит Аллах?
— Да, я.
— Благодарю тебя.
И его увели.
Пошла вторая неделя новой жизни. Денис Грязнов исправно посещал лекции, вел конспекты, на занятиях появлялся без опозданий, на семинарах на вопросы преподавателей отвечал четко и без запинки, производя на всех впечатление серьезного студента, зубрилы-провинциала, готового землю рыть, чтобы выбиться в люди и навсегда сделать ручкой своей далекой дыре.
На самом же деле внешне спокойный, даже чуть медлительный Денис изнывал в этой тихой заводи размеренного учебного процесса. Он приглядывался, прислушивался, отмечая любые настораживающие черточки в поведении соучеников. Но пока что ничего ценного в плане его тайных интересов не обнаруживалось, и он уже порой в глубине души проклинал себя за то, что поддался на уговоры дядьки и очутился в этом болоте, где безуспешно пытался корчить из себя тайного агента.
И вдруг в один из дней — или это только почудилось ему? — он, кажется, шестым чувством уловил легчайшее дуновение того, что уже отчаялся найти. Сам не ведая почему, он вдруг решил профилонить одну из лекций и заглянул в неурочный час в жалкую университетскую столовку, будто навеки пропахшую этой вечной кислой капустой и суррогатным кофе.
Они сидели в углу за двумя сдвинутыми вместе столами, не спеша потягивали из банок немецкое пиво и закусывали соленым арахисом, что было
явно не по карману всем тем, с кем его здесь уже свела студенческая скамья и стены общежития.
Он, кажется, явно свалял дурака, не заприметив их раньше. Он сидел, опустив глаза в учебник, перелистывал страницы, но нет-нет да и бросал короткие прицельные взгляды в сторону тех парней.
Сейчас их было семь человек, но он вспомнил, что там, в обшарпанных стенах общежития, встречал членов этой бравой семерки и с другими, неуловимо похожими на них, причем у большинства из них еще были на лицах следы того, что они побывали в недавней серьезной потасовке: пластырные наклейки на скулах, рассеченные губы, отцветающие синяки. Впрочем, эти почетные знаки носили многие студенты, но сейчас для Дениса они обрели почему-то важное, как сказал бы дядя Саша Турецкий, «безусловно доказательственное значение».
«Студенты? — спросил себя Денис. — Ну да, конечно... Кем еще они могли быть?»
Хотя на первый взгляд и совсем другая публика. Что-то еще казалось в них настораживающим и подчеркивающим единство... И вдруг он сообразил: руки! Загрубевшие, мясистые руки спортсменов, и не просто спортсменов, а тех, что всерьез и давно занимаются боевыми искусствами и разными восточными единоборствами, прежде всего карате, у-шу и конг-фу. Возможно, не брезговали и нашим боевым самбо. Во всяком случае, у всех на костяшках пальцев и ребрах ладоней были набитые многомесячными тренировками жесткие бугристые мозоли, похожие на загрубевшие наросты на коре деревьев.
