Перед восстановлением отношений с Павитриным я был подвластен каким-то странным чувствам о своей неготовности выступать в церкви перед прихожанами, и я, сославшись пастору на занятость, сказал, что я на некоторое время перестану ходить в церковь. Психика, проламываясь посередине, лишала меня веры как в себя, так и в говоримое мной. Сейчас, несмотря на непонимание мной настроений Вадима, а им меня во всей полноте, мое мироощущение стало меняться в лучшую сторону. И я, почувствовав в себе силы, пришел в церковь с окончательным решением выступать. После проповеди я, дождавшись, когда пастор освободится о бесед с прихожанами, подошел к нему.
- Саш, я пришел.
-?!
Он посмотрел на меня так, будто у нас вообще не было никакого разговора, а я навязываюсь к нему неизвестно на что.
- Ну и что. Что ты хочешь?
- Как что? Микрофон.
- Ты в своем уме?
Мне показалось, он переигрывал удивление и возмущение моим предложением. Он пошел и позвал своего собрата, бывшего у него правой рукой.
- Ты послушай, что он хочет. Повтори, - повернулся он ко мне.
- Микрофон, - удивленно от такого отношения повторил я.
- Ты в своем уме, парень, - начал убежденно говорить его собрат, которого тоже звали Сашей. - Тебя ведь может поразить на сцене без покаяния. Знаешь, раньше выступаюшему к ногам привязывали веревки с колокольчиками, и когда он падал, его за ноги вытаскивали со сцены.
- С чего бы меня поразило, если в Бога я верю.
- Мало ли что веришь, надо покаяться.
- В чем мне каяться?
- Как в чем? Во всех грехах.
- Мне не в чем каяться. Я чист.
- Как это не в чем. Иисус сказал: "Все согрешили". Он своей кровью искупил все наши грехи, поэтому все должны покаяться перед ним.
- Что касается моих грехов - их я искупил своей кровью. Чужой крови мне не надо. Что же касается веры в Иисуса, то я верю в него и так.
При всем моем желании даже для обмана пастора с целью получения права выступить перед прихожанами, я не смог бы покаяться в своих грехах. Я просто не смог бы проявить неискренности. Как сердце так и грудь мои были сдавлены застывшей болью, которую я уже просто ощущал как одно из чувств, и что позволяло мне говорить только прямо то, что шло из груди.
Я решил его попросить оказать мне помощь в напечатании книги. Ведь среди прихожан наверняка найдутся машинистки или работники на компьютерах или просто студенты, имеющие к компьютеру доступ. Когда я Саше показал памятку для адаптации психически больных, он спросил:
- И кому нужен этот бред?
Кому мне оставалось верить? Только как тому, кто во мне. Но церковь мне несла не только негативы. Слушать приезжающих пасторов было интересно. Это было общение душ, несмотря на то, что я, как и остальные прихожане, молчал. Бог - это полнота. Верующий в Него посвящает Ему всю свою душу. Верующий и говорящий о Нем раскрывает всю свою душу наизнанку, если он искренен. Сидя в зале, я переживал с искренними пасторами как их искренность, так и их полноту или неполноту, сразу отмечая сходства или расхождения моего и их понимания Бога, а также во всех остальных вопросах, которых они касались. Они выдавали в зал волну своей души, настраиваясь на которую я вибрировал вместе с ними. Мне очень понравился английский пастор Том, говоривший через девушку-переводчика. Она была похожа на Иру Колмакову. И из него и из нее в зал летела волна души, несущая любовь. Но наиболее сильно зацепил меня пастор, приехавший из Литвы. Он говорил, как утверждал. Со многим говоримым им о некоторых общественных вопросах, реформах я был не согласен, и из всей проповеди мне сильно запомнилась одна фраза: "Когда Бог начинает давать - приготовьтесь к подобию шквала, к собственному шоку или его подобию".
То, что Саша так щепетилен при обмене душами, сразу обратило мое внимание на то, что со сцены он позволяет говорить откровенную несуразицу:
- А сейчас откроем главу 14. Скажи глава 14.
- Глава 14, - хором повторял почти весь зал, кроме меня и еще двух-трех прихожан.
При виде такого всеобщего бездумного подчинения у Саши на лице вспыхивала радостная улыбка. Или "омэн". Правда, это слово, будучи производным от слова "аминь", служило для духовного единения прихожан, но Саша зачастую повторением своего слова подытоживал, сказанное прихожанами. Если бы это делал другой человек, я бы, может, и не стал обращать на это внимание. Но глава прихода... Настораживало и другое. В разговоре Саша подтвердил мои слова о том, что Бога не нужно бояться. Со сцены же прихожанам он прививал страх перед Богом. Понятно, что будучи "ставленником Бога", которого боятся почти все, и не только верующие, ему это было выгодно. Прихожане просто вынуждены были отвечать. Это вместе с внушениями приближенными пастора о том, что его устами говорит Бог, что пастор - ставленник Бога, напоминало мне до боли известную всем советским гражданам картину.
