Разумеется, среди этих бумаг был секретный приказ всем официальным лицам всячески способствовать тайному посланнику. И, без всякого сомнения, приказ этот оказался предъявленным в первую очередь. Но подорожная, пусть и секретным указанием могла лишь избавить агента от процедуры досмотра. Но её наличие у одного пассажира не избавило бы остальных от грабежа. Да и не произвела бы такого впечатления на Старшего. Было что-то ещё. Бумага, пароль, тайный знак? А к чему эта угроза в конце разговора? Может быть усатый командир, невзирая на все предъявленные аргументы, попытался всё же сохранить за собой право обобрать остальных пассажиров?
Ладно, решил Артур, при случае непременно спрошу у нашего защитника. В то, что случай такой скоро представится, он даже не сомневался, как и в том, что перед ним его коллега, выполняющий какое-то задание Центра. Задание, о котором Артура либо намеренно не предупредили, либо, как в случае с Ириной Кауфман, задание это только будет дано в будущем для него времени. Это объясняло бы, откуда ему известны сам Артур и Селена, как, вероятно, и их миссия. Это объясняло и то, что он выручил их в истории с жандармами. Это практически бесспорно доказывало, что они не являются врагами. Иначе, зачем упускать замечательный вариант избавления от преследователей чужими руками. Но это никак не объясняло причину, по которой коллега так упорно скрывал от них своё лицо.
С облегчением поняв, что, наконец, оторвавшись от гнетущей атмосферы путешествия сквозь чащу, вновь способен размышлять, Артур продолжил свои рассуждения.
Допустим, что я могу узнать в нём знакомого сотрудника, думал он. Ну и что? Как это может повредить, если мы и без лица вычислили, что он не из этого времени. А кто ещё способен на подобные путешествия, кроме наших сотрудников? Никто. Допустим, что он беспокоится, что вернувшись и столкнувшись лицом к лицу в коридорах Центра, как, опять же, это случилось с Ириной, один из нас сообщит ему нечто о его миссии, которая ему только предстоит. Тогда он мог бы просто предупредить нас об этом, как я предупредил девушку. Может это кто-то из высшего руководства? Артур мысленно попытался сравнить габариты и фигуры начальников с неизвестным. Но рост можно изменять в определённых пределах (каблуки или сутулость), а фигуру частично скрывал плащ. Только тем более не понятно, зачем скрывать лицо? Ведь действия свои он от них с Селеной ни в коей мере не скрывает. А в его действиях, во всяком случае, пока, никакого криминала не просматривается. Напротив, незнакомец делает всё, чтобы сохранить течение истории без изменений. Ведь, если послание не попадёт к Бонапарту вовремя, он не решится на поход в Россию.
Короче, тёмный лес, подумал Артур, решив отложить разгадывание этого ребуса. Тем более, что этот самый лес внезапно пробудился новыми звуками. От чего все пассажиры перестали вертеть головами, а замерли и обратились в слух.
Этот день так изобиловал разнообразными неприятностями, таким удручающим было настроение путешественников, что их слух стал невероятно тонок, а чувства до придела обострены. От того сразу все ощутили, что дилижанс, хотя и очень неохотно, сбавляет ход. А вовсе не слышимые до сих пор разговоры возниц, вдруг зазвучали пусть и неразборчивым, но явственно возбуждённым гомоном.
— Разбойники, — охнула бальзаковская мадам, и на этот раз всё-таки лишилась чувств. Её обмякшее тело сразу стало напоминать куль муки, завёрнутый во что-то пёстрое.
— Дезертиры? — Не то спросил, не то утвердил один из двух благородных, до сих пор, не принимавших никакого участия в драматических событиях поездки.
— Только этого не хватало, — едва слышно произнёс второй.
— Но, дезертиры же это солдаты, — с надеждой в голосе прощебетал пожилой супруг, одновременно пытаясь привести в чувства жену, — пусть и сбежавшие. Это же лучше шайки разбойников.
— Хуже, — мрачно ответил тот, который сделал предположение. — Разбойники только отберут, что приглянется, да деньги отнимут.
— Могут даже кой-какую мелочь оставить, что б мы могли до ближайшей станции добраться, — добавил второй. — Глумиться не станут.
