Он что, не в своем уме, чтобы пренебречь этим? Неужели и его сообщники — тоже? Он никогда не казался мне нерациональным. Но что такое здравый смысл… у людей?
Мой взгляд обратился к Макларену и его жене. За эти годы я научился по виду определять, какие эмоции кроются за выражением лица, положением тела, аурой у людей. Страх в основном их покинул, теперь, когда оказалось, что непосредственной угрозы физической расправы не было. Он стоял погруженный в мысли, и холодная ярость постепенно охватывала его. Она смотрела на нас, ее гостей, с жалостью, граничащей с ужасом. Хотя они и находились в телесном контакте, их внимание не было сосредоточено на этом.
Если бы это были Реро-и-я, все было бы наоборот, если бы мы могли коснуться друг друга! Но мы просто могли держаться за руки в перчатках и обреченно обмениваться знаками на коже.
Снова появились двое мужчин и доложили, что их задача выполнена.
— Отлично, — сказал Индиго. — Тогда пошли. Вы, — он указал на пленных людей, — остаетесь в доме. А вы (это были мы) выходите.
Четверо похитителей двигались осторожно, двое впереди нас, двое — сзади, пока мы перемещались вперед. На ранней росе сверкал лунный свет. Звезды сияли неопределенно далеко. Огоньки деревни и соседних домов казались еще дальше. Большая часть расстояния освещалась желтым светом из дома, который мы только что покинули.
Реро попыталась говорить на нашем языке. Поскольку хозяева больше не могли услышать, Индиго не стал запрещать этого. Она торопливо говорила:
— Любимый, как ты думаешь, что нам делать? Как же можно им доверять? Они, должно быть, сошли с ума, считая, что могут делать такое и остаться ненаказанными.
В этом отношении ее мысли ничем не отличались от моих, что вряд ли было удивительно. Мои мысли шли дальше:
— Нет, они могут мыслить, но в искаженной форме, — сказал я. — В противном случае они не готовились бы и не поддерживали дисциплины, как они делают. Возможно, у них где-то есть подготовленное тайное место, или же они могут сменить свои документы, или еще что-нибудь. Мне кажется, что риск огромен — если принять во внимание, что мы представляем целую планету, и разве Цитадель не предпримет все возможные попытки, чтобы их выследить? Но, что мы знаем о всех ходах и выходах на Земле? — Я сжал ее пальцы в своих как можно сильнее, — Лучше нам оставаться спокойными, настороже и ждать своего часа. Выкуп непременно будет заплачен. Если Протектор не сделает этого, тогда я ожидаю, что те люди, которые стоят за наш союз, добровольно пожертвуют требуемую сумму.
Мы дошли до самолета. Его дверь была открыта.
— Входите, — приказал Индиго.
Его люди подошли ближе.
Мы не могли войти бок о бок в нашем неудобном снаряжении. Так случилось, что я первым пошел, взбираясь по короткой выдвижной лестнице. Освещение кабины было слабым, но достаточным. Мой взгляд окинул кабину, и я остановился как вкопанный при входе.
— У вас только один биостатический блок! — запротестовал я.
Оба мои сердца начали бешено биться. В голове начался шум.
— Да-да, у нас не было места для двух, — нетерпеливо сказал Индиго, — Один из вас может к нему подключиться, если хочет. Другой — пусть остается в скафандре, пока мы не доберемся до места назначения. Там у нас есть камера с условиями, как на Арвеле.
Я искал взглядом Реро. Хотя ее черты лица были неясны в лунном свете, ее аура мерцала красным цветом. Она сказала на нашем языке:
— Если это правда, зачем им тогда было вообще волноваться насчет блока? Они хотят оставить в живых только одного из нас. А не обоих.
— Живым заложником. — Слова мои прозвучали издалека, как будто их сказал незнакомец, — Это похищение не из-за денег.
И нас охватила ярость.
Ее — при мысли, что я могу умереть, а меня — при мысли, что ей может грозить смерть. Мы все горели. Можете себе представить, в наши-то мирные годы!
Мы больше не были личностями, мы стали машинами для убийства. И все-таки никогда мы не осознавали так хорошо, что делаем. Я верю, что видел каждую капельку росы на каждой травинке вокруг ног тех, кто подвергал Реро смертельной опасности. Я понимал, что мой скафандр и снаряжение делали меня неповоротливым, но я знал, что они были тяжелыми. Я разбежался и прыгнул.
