Он ехал верхом во главе колонны по разбитой грязной дороге, пролегшей извилистой змейкой через высокогорье. Его шлем, казалось, весил целую тонну. Конь под ним то и дело спотыкался, окончательно вымотанный уже бог знает сколько дней продолжавшимся маршем, контрмаршем, битвой, отступлением, скудным рационом или вообще его отсутствием, жарой, стужей, страхом и бездорожьем. Бедняга, уж он-то проследит за тем, чтобы несчастное животное получило наконец надлежащий уход, как только они попадут в город, не будь он Дэниэлисом, если не позаботится об этом. Да и все остальные кони, пошатываясь, вышагивающие сейчас следом, с глазами, закрывающимися от невероятной усталости… Все-все получат то, что им задолжали люди с начала этой войны.
«В Сан-Франциско у всех будет возможность отдохнуть, — думал Дэниэлис, — Там мы недосягаемы, окруженные стенами с пушками и машинами эсперов. Продуктов хватит также на всех, так как они доставляются морем в защищенный порт. Мы сможем вновь набраться сил, перегруппироваться, получить свежее пополнение для нашей армии из Вашингтона. Войска могут также быть переправлены к нам с юга морем. В этой войне еще ничего не решилось окончательно… Да поможет нам Господь!
Интересно, решится ли в ней хоть что-то когда-нибудь?
И если да, то что потом? Будет ли так, что Джимбо Макензи зайдет к нам в гости и, усевшись у камина, начнет травить байки о том, что мы вытворяли? Или просто говорить о чем-то другом? О чем угодно, вообще. Если — нет, то это будет слишком выской ценой, заплаченной за победу.
Хотя, может, и не слишком высокой ценой за то, что нам удалось узнать по ходу дела. Чужаки на нашей планете… Кто же еще мог подсунуть нам это оружие? Уж адепты-то точно будут говорить, даже если мне придется самому пытать их, чтобы выколотить из них правду!»
Но Дэниэлису вдруг вспомнились все те рассказы, что передавались тихим шепотом в рыбацких лачугах в дни его юности. Как их слушали с замиранием сердца после наступления темноты, когда старикам начинали мерещиться призраки, прячущиеся в каждой тени. До погибели были легенды о звездах, и эти легенды жили до сих пор. Дэниэлис уже не знал, сможет ли он еще хоть раз когда-нибудь глянуть на ночное небо без внутреннего содрогания.
Этот чертов туман…
Послышался громкий стук копыт. Дэниэлис наполовину вытащил из ножен свой клинок. Но всадник оказался одним из его собственных разведчиков. Он поднял руку в приветствии.
— Полковник, неприятельские силы прямо впереди, примерно в десяти милях. Крупные силы.
«Что ж, теперь придется сражаться…»
— Как думаете, они знают о нас?
— Похоже, нет, сэр. Они движутся на восток, вон через тот хребет.
— Наверное, собираются оккупировать развалины в Кэндлстик-Парк, — пробормотал Дэниэлис. Он слишком устал физически, чтобы почувствовать возбуждение, — Там неплохое укрепление. Отлично сработано, капрал.
Он повернулся к Лескарбо и отдал распоряжения.
Бригада не особенно успешно перестроилась. Были отправлены дозоры. Наконец начала поступать информация, и Дэниэлису удалось набросать план, который мог бы сработать. Он не хотел вступать в серьезную схватку, а собирался лишь отбросить противника в сторону и отбить у него охоту устраивать преследование его колонны. Он должен сохранить как можно больше своих людей для будущей обороны города и, быть может, дальнейшей контратаки.
Лескарбо прервал его мысли.
— Сэр! Глушение радиопереговоров прекратилось!
— Что? — заморгал Дэниэлис, еще не вполне осознавая услышанное.
— Так точно, сэр. Я как раз пользовался миникоммуникатором, — Лескарбо задрал рукав, показывая крохотный передатчик у себя на запястье — для связи на очень небольшом расстоянии, — передавал текущие приказы командирам батальонов. И тут пару минут назад помехи прекратились. Эфир абсолютно чист!
Дэниэлис поднес собственный миником к губам:
— Хелло, хелло — центр связи, говорит командир. Вы меня слышите? Прием.
— Вас слышим, сэр, — ответил чей-то голос.
— Они не просто так вырубили глушилки в городе. Немедленно настройтесь на открытый военный канал.
— Слушаюсь, сэр, — Последовала пауза, наполненная лишь смутными звуками отдаленного бормотания связистов и журчания ручья, бегущего по дну невидимого отсюда оврага. Туман клубился перед глазами Дэниэлиса. Вода стекала со шлема прямо ему за воротник. Намокшая грива его коня сбилась в колтун.
