Никто не мог этого выдержать даже в тени, отбрасываемой вершинами, которые отряд Лори исследовал. Необходимы были защитные экраны.
Но над головой было еще нечто, на что стоило бы посмотреть, прямо посреди темноты. Звезды сотнями усыпали небо, блестя и сверкая поблизости. А они были всего лишь границами кластера. Он поднимался, по мере вращения планеты, частично оставаясь на заднем фоне, частично следуя за солнцем. Лори никогда не видел подобного ни с чем не сравнимого зрелища. Большей частью те звезды, которые он мог выделить из огромного сферообразного облака света были сами по себе красные: долгожители-карлики, умирающие гиганты, как тот, который нависал над ним. Но многие блестели ярким золотом, изумрудами, сапфирами. Некоторые не могли быть старше синей звезды, которая спешила мимо и добавила своего резкого оттенка на эту землю. Все эти звезды сыпались через мягкое сияние, которое превалировало над всем кластером, перламутровая яркость, в которой они бледнели и исчезали, туман, где его приятели потеряли дорогу к себе домой, но который был такой сияющей красотой для созерцания.
— Вы живете в таком чуде, — сказал Лори.
Грейдал подошла к нему. У нее не было особых причин, чтобы спускаться с орбиты «Макта» с ним и Хирном. Они просто хотели оставить некоторые большие наземные инструменты и приборы, которые были на борту «Джаккарви» для того, чтобы провести некоторые исследования, имеющие отношение к той цели, ради которой они отправились в этот полет. Но она высказала свое желание первой, и никто из ее коллег не стал возражать. Они знали, как часто она бывает в компании с Лори.
— Подожди, пока мы доберемся до нашего мира, — сказала она тихо. — Космос — жуткий и опасный. Но на Киркасанте… мы увидим, как садится солнце в Радужной Пустыне, и неожиданно в этой атмосфере наступает ночь, наша блестящая многочисленными звездами ночь, и над застывшими холмами танцуют и шепчутся блики. Мы увидим огромные плывущие клочья тумана на восходе солнца, которые поднимаются над солеными болотами, услышим нежные, как у флейты, их голоса. Мы будем стоять на зубчатых стенах Эй под знаменами тех самых рыцарей, которые давным-давно освободили землю от огненного оружия, и будем смотреть, как народ танцует и приветствует наступление нового года…
— С позволения навигатора, — сказал Хирн, голос которого стал резким от скрываемой обескураженности, — мы оставим наши мечты на потом, а сейчас приступим к тому, чтобы воплотить их в реальность. Сейчас нам полагается найти хорошее плоское местечко для приборов наблюдения. Но, ах, рейнджер Лори, не могу ли я вас спросить, что вы имели в виду, когда говорили, что мы находимся уже за Облачной Вселенной?
Лори не был раздосадован тем, что Грейдал прервали, хотя было бы естественно, если бы он был. Она говорила о Киркасанте так часто, что у него возникло уже такое чувство, как будто он сам там побывал. Несомненно, у него есть свои заслуги, но в представлении Лори это была суровая, сухая планета, где часто бывают штормы и где ему не хотелось бы оставаться надолго. Конечно, для нее это был любимый родной дом, и он не имел бы ничего против того, чтобы наведываться туда время от времени, если… Хватит подобной ерунды, у нас забот полон рот!
Объяснения были частью его работы. Он сказал:
— В вашем понимании этого термина, физик Хирн, Облачной Вселенной не существует.
Ответ был коротким, хотя и точно определенным.
— Я уже обсуждал этот пункт на Сиреви с Вандангом и остальными. И я обижен на их намеки, что мы все на «Макте» либо лгуны, либо абсолютно некомпетентные наблюдатели.
— Вы — ни то и ни другое, — поспешно сказал Лори. — Но на Сиреви в вашем общении был двойной барьер. Во-первых, несовершенное знание вашего языка. Только по пути сюда, проводя большую часть своего времени с вашей командой, я сам совсем недавно стал чувствовать, что овладел хараканским языком в совершенстве. Во-вторых, нечто более Серьезное: упрямая предвзятость Ванданга и ваша собственная.
— Я хотел, чтобы мне доверяли.
— Но у вас не было убедительных аргументов. У Ванданга была такая догматическая уверенность, что того, о чем мы сообщали, не может быть, что он даже не стал внимательно смотреть на ваш отчет, чтобы разобраться — нет ли там какого-нибудь ортодоксального объяснения в конце концов. Вы, естественно, разозлились на это и совсем прекратили дискуссии. Со своей стороны у вас было то, что, как вас всегда учили, можно было назвать совершенной теорией, которую ваши эксперименты подтверждали. Вы не собирались менять всю свою концепцию в физике просто из-за того, что нелюбезный Озра Ванданг насмехался над ней.
