Изменилась
и территория
вокруг школы.
Хогвартс
теперь
напоминал
большую
ферму — за домиком
егеря
появились
клетки для
кроликов и
огромный
курятник, а
каждый
свободный участок
луга был
вскопан и
засажен
овощами. На
уроках
гербологии
мы теперь
вместо ухода
за магическими
растениями
тренировались
правильно
заколдовывать
лопату и
ведро для уборки
картошки или
обучали
луковицы
самостоятельно
выдергиваться
из земли и
укладываться
в корзины. На
зельеварении
на четверых
полагался
один котел,
поскольку
ингредиенты
продавались
по карточкам
и их
следовало
экономить. На
уроках ЗОТИ
красношапочники
и водяные
уступили
место более
прозаическим
материям —
пузырьковое
заклятие на
случай, если
маглы
устроят
газовую
атаку,
наколдовывание
из воздуха
бинтов и шин,
первая
помощь при ожогах...
Иногда
устраивалась
учебная
тревога — в
школе выла
сирена, и мы
должны были
все бросать и
организованно
спускаться в
подземелья,
где в большом
пустом
помещении рядом
с кабинетом
зелий было
устроено
убежище.
Слизеринцы
бунтовали — в
конце концов,
рядом была
наша
гостиная,
почему бы не
пойти прямиком
туда? — но нам
не разрешали
отделяться
от остальных,
и
приходилось
сидеть вместе
с толпой
галдящих
первокурсников
на расставленных
рядами
скамейках и
коротать
время за
чтением или
игрой в
карты.
Впрочем,
на фоне
тревожных
слухов все
это было
пустяком. Не
прошло и
недели с
начала учебного
года, как
немцы
принялись
бомбить английские
города.
Налеты
происходили
каждую ночь, и
очень скоро
выяснилось,
что
некоторые бомбы
специально
заколдованы,
чтобы пробивать
магические
щиты. Более
того —
немецкие летчики-маглы
прицельно
бомбили
магические
кварталы
Лондона,
Бирмингема,
Саутгемптона.
Естественно,
они считали,
что это самые
обычные
объекты, но в
волшебном-то
сообществе все
прекрасно
понимали, в
чем дело...
***
Я
хорошо помню
тот день —
воскресенье,
8 сентября, —
когда стало
известно о
"намагиченных"
бомбах.
Большой зал
гудел от
слухов и обсуждений,
экстренный
выпуск
"Пророка" выдирали
друг у друга
из рук, а те
ученики, чьи
родители
жили в
больших
городах, даже
не пошли на
завтрак,
торопясь
занять
очередь в совятне.
Преподаватели
озабоченно
перешептывались,
а во время
обеда
внезапно
появился
Дамблдор. В
простой
военной
мантии без
знаков
различия, с
непривычно
короткими волосами
и аккуратно
подстриженной
бородой он
казался
намного
моложе. Он
быстро прошел
по залу, на
ходу
здороваясь
со студентами,
и поднялся на
возвышение, а
потом шепотом
долго
говорил о
чем-то с
Диппетом. В
понедельник
занятия
отменили —
все
преподаватели
были заняты
укреплением
магической
защиты
Хогвартса.
Кто-то
из старост
принес слух,
что готовится
эвакуация
школы "в
случае чего".
После этого
наш курс
разделился
на скептиков
и оптимистов.
— Ну,
Шотландию-то
вроде пока не
бомбят, сюда
не доберутся,
— рассуждал
Эйвери.
— Если
начнется
вторжение
Гриндельвальда,
на Хогвартс
нацелятся в
первую
очередь, — срезал
его Том. — Кто
мешает им
аппарировать,
куда они
захотят?
— В
газетах
пишут, что
нападения не
будет...
— В газетах
могут писать
что угодно.
Против
ожиданий с
ним вдруг
согласился и
Блэк, который
обычно не
интересовался
нашими
разговорами.
— Надо
попробовать
послушать,
что говорят...
с другой
стороны.
— Это как? —
заинтересовался
Розье.
— Просто.
Через
приемник волшебного
радио. Мне из
дома
прислали. В
Берлине есть
такой лорд
Хауди,
который
каждую ночь
вещает на
Англию.
Конечно, он
предатель, но
иногда
рассказывает,
например, где
маглы будут
бомбить в
этот раз, и
почти
никогда не
ошибается.
Моя мама
часто его
слушает.
Так
мы стали
подпольными
радиолюбителями.
Хауди в то
время был
известной
личностью.
Разумеется,
он был
никакой не
лорд — после войны
выяснилось,
что он
американец,
учившийся в
свое время в
Хогвартсе и
потом подвизавшийся
в одном из
театров в
районе Косого
переулка. В
тридцать
девятом он
эмигрировал
в Германию и
с тех пор
стал
пропагандистом
Гриндельвальда.
Многие
волшебники,
заставшие те
годы, помнят
его голос —
слегка
гнусавый,
старательно
выговаривающий
слова так,
как это
делают в
высшем
обществе (что
ему никогда
как следует
не
удавалось), и
произносящий
согласные с
придыханием:
"Ховорит
Хермания...",
за что Хауди
и получил свое
прозвище.
