Колин
всю дорогу
болтал без
умолку и раз
сто повторил,
что его
родители
наверняка
уедут из
Корнуолла —
не дураки же
они, чтобы
оставаться
там, где
бомбят
каждую ночь.
Мне
показалось,
что он сам
себя в этом
убеждал.
Друэлла
время от
времени
прижимала пальцы
к вискам и
говорила
раздраженным
тоном
взрослой
женщины:
— Когда же
ты
замолчишь?!
Потом
Колина
понесло про
бомбу, которая
разорвалась
чуть ли не у
них в саду. Он
тогда
подобрал
несколько
осколков, но
родители
потом нашли
их и
уничтожили.
Один, правда,
удалось
припрятать, и
теперь Колин
полез в
чемодан и с
гордостью
продемонстрировал
нам
искореженный
обломок
металла.
— Дурак, —
сказала
Друэлла и
пересела
ближе к двери
в коридор,
чтобы
рассмотреть
проходивших
мимо
старшекурсниц.
Осколок
бомбы был
неожиданно
тяжелым и неприятно
холодил
ладонь. Его
рассматривали
все по
очереди.
Все,
кроме Тома, —
тот смотрел в
окно и почти
всю дорогу
молчал.
***
Когда
снаружи
стало
темнеть, на
окнах опустились
тяжелые
шторы
затемнения.
Мы этого ждали,
но все равно
было
непривычно.
На станции в
Хогсмиде
тоже было
темно.
Фонари, закрытые
по бокам
уродливыми
металлическими
колпаками,
светились так
тускло, что в
шаге от них
уже ничего
было не
разглядеть.
Из окна
кареты,
подпрыгивавшей
на тряской
дороге от
станции,
Хогвартс в
этот раз был
виден только
как плотная
черная масса
на фоне
ночного неба.
Когда тяжелая
входная
дверь со
скрипом
открылась и
на землю упал
прямоугольник
густого желтого
света, я даже
зажмурился.
Большой
зал выглядел,
как обычно.
Низко висели
на
заколдованном
потолке
большие, холодные
сентябрьские
звезды.
Казалось, что
можно
дотянуться и
потрогать.
Все было так
привычно и
неизменно,
что даже дико
становилось —
будто и не война.
Хотя нет —
кое-что стало
другим: на
столах
лежали
только вилки
и ножи, а
привычных золотых
тарелок не
было, поэтому
царапины и щербинки
на гладкой
деревянной
поверхности
бросались в
глаза.
Перед
распределительным
табуретом
собралась
странно большая
толпа.
Приглядевшись,
я заметил,
что, кроме
первокурсников
в школьных
мантиях, в сторонке
жались друг к
другу
несколько детей
в
разномастной
одежде.
Кто-то даже в
магловской
рубашке. Они
были разного
возраста, а одна
девица очень
высокая,
настоящая
дылда.
Я
попробовал
было
спросить у
Альфарда, кто
это, но он
только
качнул
головой — не
знаю, мол, — и
сел,
напряженно
вытянувшись
в струнку и
разглядывая
табурет со
шляпой. Он
успокоился и
расслабился,
только когда
"Блэк,
Сигнус" и
"Блэк, Орион"
благополучно
распредилились
в Слизерин.
Пересел к
братьям и
больше от них
не отходил.
Чуть позже за
слизеринский
стол
отправилась
и Друэлла. Проходя
мимо брата,
она
наставительно
посмотрела
на него и
вздернула
было нос, но
тут же
крутанулась
на каблуках и
неблаговоспитанно
зашипела:
"Идиот!",
когда Колин
дернул ее за
косу.
Распределение
уже
закончилось,
а Шляпу все
не уносили.
Новенькие
смотрели на
нее с опаской
и еще плотнее
сбивались
вместе.
Я
уже и сам
догадался,
кто они такие.
Беженцы.
С континента.
Профессор
Брэдли,
озадаченно
всматриваясь
в список на
отдельном
листочке, с
запинками
прочла:
— Ши...
Шиманска,
Катерина!
Та
самая
высокая,
почти совсем
взрослая девушка
в складчатой
юбке и грубых
мужских ботинках
неуверенно
села на
табурет.
— Гриффиндор,
— почти сразу
же
отозвалась
Шляпа, но
профессор
Брэдли,
раздраженно
дернув
плечом,
продолжала
выжидающе
смотреть на
нее. Шляпа,
словно
спохватившись,
добавила:
— Шестой
курс.
Брэдли
кивнула и
протянула
сходившей с
возвышения
девушке
аккуратно
сложенную
форменную
мантию. Ну да,
у них же
своих нет, им
выдают
казенные...
Том,
сидевший
рядом со
мной,
неожиданно
вздрогнул,
будто хотел
что-то
сказать, но
тут же
напустил на
себя
безразличный
вид и больше
не смотрел в
сторону
возвышения.
Я
тем временем
думал, какие
диковинные,
должно быть,
у
иностранцев
фамилии, раз
список начинается
с буквы "Ш". Но
тут же понял,
что его,
наверное,
составляли в
спешке и не
по алфавиту,
потому что
следующим
вызвали светловолосого,
слегка
сутулящегося
мальчика
нашего
возраста.
— Либгут,
Эрвин!
Еще
не
коснувшись
его головы,
Шляпа уже выкрикнула:
