— Ну, это, конечно, не все, но в основном именно так она работает. — Шив устремил на меня серьезный взгляд. — Но магия, окружающая эти вещи, не имеет ничего общего со стихиями.
— Что же она такое?
— Если б я это знал, то претендовал бы на кресло Верховного мага.
— Мы знаем, что она привлекает некоего рода силу, — вмешался Джерис. — В одних местах она сильнее, чем в других, но нам не удалось найти никаких общих факторов. Мы называем это «эфир» — я имею в виду источник силы. Здесь есть упоминание… — Он перетасовал свои записи.
«Эфир». Милое ученое словечко, означающее, если я правильно запомнила, «разреженный воздух» или «тонкая материя». Надо полагать, простой человеческий язык не столь доверителен.
— Так что вы действительно знаете?
— Единственное, что у нас есть, — это фрагменты старинных тормалинских писаний и искаженные легенды таинственных культов. — Коналл для убедительности наклонился вперед. — И здесь могу пригодиться я. Я — посвященный Полдриона. Это семейное жречество, усыпальница на нашей земле, а старики здесь, в округе, весьма набожны, поэтому мы поддерживаем традицию. В прошлом году я сломал руку, рана загноилась, и я целый сезон проболел, утешаясь тем, что сравнивал все наши записи.
Умеют же некоторые хорошо проводить время, подумала я.
— Я наткнулся на указания, как производить манипуляции, которые жрецы называют чудесами, и обнаружил, что, следуя им, действительно могу творить чудеса.
— Это звучит невероятно…
Я махнула Джерису, чтобы не перебивал.
— Вовсе нет. Большинство религий — чистейшей воды обман, но я сама видела, как некоторые жрецы делали штуки, которые я не могу объяснить. Продолжай, Коналл.
— Позволь, я тебе покажу.
Старику явно до смерти хотелось выступить со своим фокусом.
— Валяй.
Он поставил свечу в центр стола и продекламировал какую-то тарабарщину. Я нахмурилась, когда фитиль затлел.
— Талмия медрала элдрин фрес, — повторил старик, и загорелось пламя.
Когда оно погасло, я повернулась к Шиву.
— Но откуда известно, что Коналл не прирожденный маг и просто не осознавал этого раньше?
— Магический талант невозможно скрыть, обычно он проявляется в детстве.
— Ты поджигаешь свою постель или заставляешь колодец перелиться, — добавил Дарни на удивление бесстрастно.
Шив кивнул.
— Как ни утаивай, это обнаружится. Некоторые таланты проявляются позднее, но самый старший возраст — по записям — по-прежнему семнадцать. Коналлу больше пятидесяти. В любом случае я мог бы определить, если б это проявилось стихийно. Я бы почувствовал.
Я уставилась на тонкую струйку дыма, вьющуюся от свечи. Что-то скреблось в глубине моей памяти.
— Ну-ка повтори.
Коналл повторил свой фокус, и я поймала себя на том, что тоже шевелю губами.
— В чем дело? — Джерис внимательно наблюдал за мной.
— Ритм, — медленно ответила я. — Ты не слышишь?
Я взяла перо и постучала им.
— Раз-два-три, раз-два-три, раз-два, раз.
— О чем ты?
Удивляясь их глухоте, я повторила тарабарщину, подчеркивая размер. Я всегда отличалась хорошим чувством ритма, а в счастливые времена даже поигрывала на арфе. Перо в моей руке вспыхнуло ярким пламенем.
— Ах ты! — Я бросила его на стол, и все тупо глазели, как оно выжигает борозду в полированном дереве.
— Проклятие! — Шив загасил его зеленой вспышкой.
Кабинет наполнился едким дымом, и все закашлялись, пока Дарни не открыл окно.
— Ладно, я убедилась, — выдавила я дрожащим голосом.
— Чем так важен ритм? — спросил уязвленный Джерис.
— Не знаю, — протянул Коналл, в раздумье сузив глаза. — Этим стоит заняться. Но как ты его уловила?
— Мой отец был бардом, — нехотя призналась я. — Думаю, я унаследовала его слух. Многие старинные элегии, которые он пел мне перед сном, имели тот же ритм.
— Да? — Коналл порылся в своих пергаментах, нашел чистый лист и принялся записывать. — Что это были за элегии? Ты помнишь названия?
Я пожала плечами.
— Понятия не имею. Это были просто старые Лесные песни.
Коналл посмотрел на меня так, словно впервые заметил мои рыжие волосы и зеленые глаза.
— Ты — лесной крови?
— Наполовину. Мой отец был менестрелем. Он пришел в Ванам, где и познакомился с моей матерью.
