— Будьте любезны, подайте стул, — резко приказала Джинни, и лакей поспешно выдвинул стул и застыл, готовый помочь ей в любой момент, пока она грациозно, насколько позволяла ее сломанная нога, усаживалась.
Подождав, пока Кертис удалился из комнаты, Джинни взглянула на них и, увидев, что они все еще не разомкнули объятий, широко раскрыла глаза в явном раздражении.
— Я еще в коридоре слышала ваши голоса, когда вы что-то болтали о королевах и слонах, так что можете прекратить эти пылкие объятия. На меня они не производят впечатления и кажутся неубедительными, — холодно сказала она.
Шарлотта заерзала. Дэнд решительно удержал ее.
— Можешь отпустить меня теперь, — сказала она.
— Боже мой, Шарлотта! Разве ты не слышала, что сказала миссис Малгрю? Мы неубедительно исполняем роль любовников. Нам нужно постараться исправить это, потому что, как я слышал, безупречного результата можно добиться только благодаря практике, — сказал он, лаская нежную кожу на ее шее. — К тому же мне нравится, когда ты сидишь у меня на коленях. В моих объятиях.
Уж лучше бы он не говорил этого. Потому что она ему верила. И она действительно хотела, чтобы он этого не делал. Трудно было думать о чем-то, когда ей хотелось лежать в объятиях на его широкой груди и позволять ему проделывать все грешные вещи, которые она успела лишь попробовать. Те вещи, которые она воображала себе поздней ночью, когда на несколько минут перед сном рушились мощные баррикады, с помощью которых она отделяла реальность от игры и которые она снова возводила, проснувшись на следующее утро.
— Очевидно, вам требуется нечто большее, чем практика, — холодно сказала Джинни.
Ее слова удивили Шарлотту.
Насколько она понимала, осуществление их плана происходило удачно. Даже количество приглашений, обычно с трудом умещавшихся на столике в холле, сократилось наполовину, а это было верным признаком того, что она вскоре будет пользоваться дурной славой. Скоро никто не захочет приглашать ее в свой дом. «Каков успех! — скривив губы, подумала она. — Большего и желать нельзя!»
Джинни следовало бы улыбаться, а не рычать на них.
Дэнд лениво потирал ей спину между лопатками, прижавшись щекой к кудряшкам на макушке ее головы. Этот вроде бы простой ласковый жест оказывал на нее не такое уж невинное воздействие. Она была готова замурлыкать. Еще немного — и она положит голову в углубление между его плечом и шеей и заставит его…
— Миссис Малгрю, кажется, смущена, — шепнул ей Дэнд и спросил, обращаясь к Джинни: — Зачем вы поднялись с постели?
— Я сегодня уезжаю, — сказала Джинни.
— Это неразумно, — сказала Шарлотта, выходя из блаженного состояния, в которое погрузилась. — Ты еще слаба, и у тебя поднимется температура. Я не могу позволить…
— Ты не можешь себе позволить держать меня здесь в комедийной роли какой-то дуэньи, — оборвала ее Джинни. — Людям взбредет в дурацкие головы, что я стала твоей компаньонкой. Я знаю, что это абсурд, но публика доходит до абсурда, особенно когда речь идет о том, чтобы опорочить того, кого ей хочется превозносить до небес, или, — она сделала многозначительную паузу, — например, того, кто является свояченицей человека могущественного. А ты, дорогая Шарлотта, являешься и тем и другим. И ты ничуть не способствуешь осуществлению нашего плана тем, как обращаешься с Россом.
— Я не понимаю.
— Оно и видно, — фыркнула Джинни. — Ты то смущенно краснеешь, то бросаешь на него лукавые взгляды. Я только об этом и слышу и от слуг в доме, и от моих знакомых за пределами дома. Предполагается, что ты испытываешь к нему вожделение, а не любовь! А вы, — она сердито взглянула на Дэнда, — перестаньте изображать из себя сгорающего от любви ухажера, а ведите себя, как положено властному любовнику. Черт возьми, ведь вы сказали, что должны вернуться во Францию, причем в ближайшее время. До отъезда вы должны внушить обществу, что имеете неоспоримое право на Шарлотту, а потом по возможности публично осуществить очень эффектный разрыв с ней.
Дэнд взглянул на нее.
— До сих пор вы дергали за ниточки кукол в этом марионеточном шоу, миссис Малгрю, а мы подчинялись. Я подчинялся. Однако мне следовало бы побеспокоиться о том, чтобы вы сами не запутались в собственных задумках.