– Нет. Это мои волосы, и я решаю, какой они будут длины.
На Поприще воцарилась поистине мертвая тишина.
– Ты. Ничего. Не. Решаешь, – раздельно произнес наставник, чеканя каждое слово. – Я говорю – ты делаешь.
Внутри девушки закипала ярость. Свирепое огненное исступление.
– Ты. Мне. Не. Хозяин, – ответила она. И голос звенел.
– Пошли вон, – коротко бросил демон претенденткам, которые испуганно жались вдоль каменных стен арены.
Учениц не пришлось просить дважды – сталкиваясь, налетая друг на друга, они устремились к дверям, оставив обнаглевшую смутьянку на растерзание затаившемуся от ярости зверю.
– Повтори, – продолжая буравить собеседницу тяжелым взглядом, предложил господин.
– Ты. Мне. Не. Хозяин.
В карих глазах вспыхнул опасный огонь. Сейчас Кассандра боролась не только с хозяином, но еще и с рабом внутри себя. И должна была одержать победу.
– Я сама решаю, чего хочу.
– Ты будешь хотеть то, что тебе прикажут, – остановившись в двух шагах от нее, насмешливо сказал демон. – Или кого прикажут.
– Не дождешься. – Рабыня прищурилась. – Я знаю, кого… чего я хочу.
– Неужели? – Наставник отстегнул перевязь с мечом и отшвырнул оружие на песок. – Проверим. Сможешь выдержать хотя бы пять минут и не свалиться мне в ноги – разрешу оставить на голове… это. А не сможешь…
Он усмехнулся, не считая нужным продолжать.
Ледяные мурашки хлынули по спине девушки.
«Не надо, Кася. Ты с ума сошла? Он же раздавит тебя и не заметит!» – кричал внутри скорчившийся от страха раб.
«Он безоружен!» – заставляя рабский голос заткнуться, мысленно рявкнула та, которая считала себя ничьей.
В груди разгоралось пламя. Ей нужен был этот бой. Она хотела этого и… он хотел.
Поединщица понимала – ей не позволят выхватить из ножен меч. Да что там – не настолько она была стремительна и ловка. Поэтому девушка поступила, как всякий, кому приходится не нападать, а защищаться. Отпрыгнула в сторону. Она – вооруженная, боялась его – стоявшего с пустыми руками, полунагого и босого. Он усмехнулся и сделал шаг вперед.
Липкий ужас скользнул из сердца, канул куда-то в живот и свернулся там тугим ледяным узлом. Кэсс успела-таки выхватить оружие. Вцепилась в рукоять, чувствуя, как стремительно намокают от пота ладони. Клинок дергался вверх-вниз, а отважная воительница никак не могла унять унизительную дрожь.
Наставник стоял напротив и смотрел на свою жалкую противницу. Он хотел уже сделать последний шаг, отделяющий его от девчонки, влепить ей хорошую затрещину, опрокинуть на песок и ногой выбить меч из ослабшей руки, но… Она вдруг вихрем кинулась на него. Амон скользнул под клинок, перехватил тонкое запястье (вспомнил, что оно очень хрупкое и нужно быть осторожнее), подался к девушке. Дернул ее руку с мечом вверх и вправо, слегка разворачивая нападавшую.
Кэсс не успела сделать даже судорожный вздох, как оказалась вжата спиной в горячее тело. Кисть руки, сжимавшей меч, была стиснута жесткой ладонью. В следующий миг и другую руку перехватили. Теперь они крест-накрест оплетали тело. Не вырваться. Невольница рванулась что было сил, но противник вдруг сам резко дернул ее за руку, сжимающую меч, а другую, безоружную, наоборот, отпустил. Рабыня стремительно раскрутилась, словно в страстном танце, и отлетела в сторону, получив вдогон увесистый шлепок пониже спины.
Слезы унижения брызнули из глаз. Он играл с ней! Издевался! Унижал. Опять!
Она лишь чудом не выронила оружие. Проклятые волосы, которые теперь нельзя было забрать в косу, лезли в глаза, облепляли мокрое от слез и пота лицо, мешали видеть. Где он? Воительница лихорадочно откинула с лица огненные пряди и огляделась. Демон стоял в двух шагах и смотрел на нее безо всякого выражения.
– Видишь, – только и сказал он, – с косой было лучше.
Тогда Кассандра яростно закричала и бросилась. С рук сорвалось ревущее жаркое пламя. На миг в памяти всплыло вытянувшееся на белом мраморном полу обгорелое тело. Черное страшное тело с безобразным ожогом на лице. Девушка стиснула зубы, вышвыривая из головы ненужные мысли.
Она думала, он испугается ее свирепого натиска, но наставник лишь сделал спокойный шаг в сторону, и волна огня пронеслась мимо. Стихия рвалась наружу. Но он не боялся ее стихии.
