— Конечно, вы слишком молоды.
— Но мать Уолтера до сих пор вспоминает вашу леди Вюрцель.
Она покачала головой, но сквозь белую маску на ее лице было заметно удовольствие.
— Это уже конец моей карьеры. Вот моя миссис Мэндибл в тысяча восемьсот десятом — это было что-то. Или Люси Лавлорн в «За один день». Мисден этот спектакль видел тридцать девять раз.
— Правда?
Она снова кивнула.
— Он слал мне записки каждый вечер; а в конце концов пришел за кулисы и сказал: «Ничего не поделаешь, миссис Драйвер, вы похитили мое сердце. А если вы мне его вернете, я выйду на улицу и предложу его первой попавшейся женщине, вот увидите — если я не смогу заполучить вас, то мне все равно, что со мной будет».
В толпе вокруг нас снова началось шевеление, но леди Мисден опять не обратила на это внимания. Она расхохоталась и продолжила:
— Мне оставалось только выйти за паршивца! Я рассмеялась.
— А что с Тернером? — спросила я немного неуклюже, так как не могла придумать другого способа вернуть разговор к первоначальной теме. — Он тоже был вашим поклонником?
Прямого ответа она не дала, оперлась подбородком на руку и на секунду уставилась в пол, словно эта идея ее удивила. Наконец она сказала:
— Он был человек хитрый и скрытный, мисс… мисс…
— Халкомб.
— Мисс Халкомб. Он чувствовал обиды острее любого из мужчин, которых я встречала, и поэтому изо всех сил старался избегать публичного унижения. Мало кто из нас что-то знал о его личных делах, только то, что он жил с отцом и имел сумасшедшую экономку. Ходили, конечно, слухи о женщине, но… — Она помедлила и покачала головой.
— Актриса? — сказала я нервно.
— Симпатичная вдовушка, как говорят. Родила ему пару ублюдков. Но это так, разговоры, точно не известно.
Джентльмен у меня за плечом, о присутствии которого я догадывалась по сильному запаху сигарного дыма, шумно откашлялся и удалился; я, должно быть, тоже выглядела растерянно, потому что леди Мисден сказала:
— Господи, женщина, а что в этом такого? Мужчинам не положено быть одним, да и женщинам тоже. — Она внезапно уставилась на меня своими глазками-буравчиками, смутив еще больше. — Лучше одна теплая постель, чем две холодных.
Очень глупо было смущаться, но я все же смутилась и, испугавшись услышать дальнейшие признания (или, если честно, я не хотела, чтоб меня видели здесь слушающей их), двинулась в сторону Уолтера со словами:
— Знаете, мой брат пишет биографию Тернера.
Теперь я жалею, что так сделала: если бы не застенчивость, я бы узнала больше.
— Не зовите мужчин, — сказала леди Мисден жалобным тоном. — Они теперь такие зануды, будто все юристы да школьные учителя.
Я задержалась, но было уже слишком поздно. Я услышала, как Уолтер говорит «Мою дочь тоже зовут Флоренс», будто все темы разговора, кроме имен детей, уже были исчерпаны, а потом он посмотрел на меня умоляющим взглядом, который растопил бы айсберг, так что отступить было невозможно.
— Я начинаю думать, что надо было назвать их Венециями, — сказал мистер Кингсетт, издал гогочущий смешок и махнул рукой в сторону «Моста Вздохов».
Уолтер шагнул поближе ко мне, и на лице его было ясно написано то, чего он не мог произнести вслух: «На помощь!»
— Ты знаешь, Уолтер, — сказала я, — леди Мисден была дружна с Тернером.
— Неужели? — сказал он, направляясь к ней. — Как интересно!
Но мистер Кингсетт с неожиданной ловкостью поспел прежде него, а через мгновение, словно получив какой-то сигнал (хотя я ничего не видела), к нему присоединилась жена со словами:
— Ну же, мама, не стоит задерживать мисс Халкомб и мистера Хартрайта. Если мы не уйдем сейчас, то просидим здесь всю ночь и завтра полдня.
На мгновение меня охватила ярость, но потом я вспомнила свою собственную реакцию на старуху и невольно подумала о том, что, если бы это была моя мать и я услышала бы, как неблагоразумно она беседует с посторонними, я бы повела себя так же.
Когда я уже попрощалась со всеми, а Уолтер вежливо обсуждал с леди Истлейк свои исследования, я вдруг придумала — как моряк, который успевает схватить только одно сокровище с тонущего корабля, — последний вопрос для леди Мисден. Наклонившись, я спросила:
