В следующее воскресенье необходимо спросить об этом мистера Палмера.
Завтра я вновь направляюсь вслед за Хейстом в восемнадцатый век.
Вторник
Все утро — с Хейстом. Порой я с трудом выдерживаю это чтение, так бесконечен поток провалов, несчастий и разочарований. И, что еще хуже, зачастую они не только ужасны, но и ужасно комичны, и я не могу удержаться от смеха, даже когда плачу, и начинаю упрекать себя в бесчувственности.
Записи за тысяча восемьсот первый год почему-то отсутствуют, за исключением короткого отрывка, датированного тридцать первым декабря.
31 декабря
А что остается, как не покаяться в пороках, слабостях и недостатках, одолевавших меня в прошлом году, и не молить о даровании мне больших сил на год будущий?
Вечером перечитал Рейнольдса — о поэзии и живописи. Поэзия, утверждает он, «простирает свое влияние почти на все страсти», включая «важнейшее из наших чувств — тревогу о будущем». Она «захватывает нас, пробуждая любопытство, постепенно увлекая наш ум происходящим событием, удерживая в напряженном ожидании и затем потрясая внезапной катастрофой». Живопись, напротив, «более ограничена в средствах и, пожалуй, не располагает ничем, что можно сравнить или хотя бы соотнести с возможностью и умением направлять ум, постепенно овладевая вниманием. Живопись должна достигать своих целей одним ударом; все возможные проявления любопытства необходимо удовлетворить сразу же…»
Моя картина должна ответить на этот высший вызов — изумить зрителей, ошеломить — единым, неотвратимым ударом достичь того впечатления, которое могут произвести на ниx десять, двадцать, сто страниц поэтического текста.
Но впечатлятся ли они? Увы! Боюсь, что пет. Боже, помоги мне стать достойным святого предназначения, ради коего Ты призвал меня.
Не был ли и Тернер почитателем Рейнольдса? Не посещали ли подобные мысли и его голову?
В 1802 году вновь появляется и сам Тернер.
27 мая
Сегодня днем, когда я уже распростился с надеждой увидеть его снова, зашел сэр Джордж Бъюмонт. К моему удивлению, он вел себя так, будто в наших отношениях не было ни неловкостей, ни охлаждения и они сердечны, как никогда. Войдя в мастерскую, он долго стоял перед Лиром; и сердце мое так колотилось в ожидании его суда, что, спроси он меня о чем-то, я бы, наверное, не ответил. Но он не высказал никаких суждений, а всего лишь спросил, видел ли я нынешнюю выставку Королевской академии.
Едва найдя в себе силы заговорить — ибо я стал сомневаться, в здравом ли он уме, — я сообщил, что не видел выставки. А затем язвительно осведомился, не соблаговолит ли он высказать свое мнение об этом. Он, несомненно, не понял, о чем я спрашиваю, поскольку предельно вежливо сказал: «И в самом деле, Хейст. Таместь несколько хороших вещиц; однако мне не нравится направление юного Тернера и его подражателей. Их работам недостает завершенности». (Мог ли я не ощутить при этом какого-то мрачного удовлетворения?)
И затем, так u не сказав о моей работе ни слова, он удалился и оставил меня в такой растерянности, что я даже не попытался его окликнуть.
Двумя годами позже, в 1804 году.
19 апреля
Зашел сэр Джордж в сопровождении Перрена, переполненного Тернером и его творчеством. Он не далее как вчера присутствовал на открытии частной картинной галереи Тернера. Перрен был возбужден, словно ребенок, который только что лицезрел короля. «Она семидесяти футов длиной, Хейст, и двадцати — шириной и расположена позади его дома на Харлей-стрит, по соседству с улицей Королевы Анны». И далее в том же духе, словно перечисление архитектурных подробностей — самая интересная в мире тема. В конце концов, к моему облегчению, сэр Джордж остановил его, сказав: «Все это замечательно, Перрен; но ему не стоило выставлять столько полотен одновременно. И небо на его пейзажах написано слишком энергично и не гармонирует с другими деталями».
— Неужели, — спросил пораженный Перрен, — вы не видите никаких достоинств в его работах?
— Они обладают достоинствами, — сказал сэр Джордж, — но эти достоинства ложны. В их создателе есть некая извращенность — он груб, неестествен и, для пущего эффекта, отвергает заветы старых мастеров. А это опасно, поскольку он способен увлечь па ложный путь и других, ибо нельзя отрицать его поразительного мастерства. Вот потому-то все, кто наделен вкусом и чувством, должны противостоять ему.
