— Я догадывался, что ты что-то придерживаешь, дорогой учитель Эндер.
Пауза. Медведь Эндера попал в беду и забрался на дерево.
— Я ничего не скрывал от тебя, Алаи.
— Знаю, — ответил тот. — И я тоже ничего не скрывал.
— Шолом, Алаи.
— Увы, этому не бывать.
— Чему не бывать?
— Миру. Шолом — «мир тебе».
В сознании Эндера прокатилось эхо этих слов. Он вспомнил мягкий голос матери. Тогда Эндер был совсем маленьким. «Не думаю, что смогу принести на землю мир. Не мир, но меч». Эндер представил, как мать протыкает Питера Ужасного окровавленной рапирой, и слова каким-то образом соединились с этой картиной.
В молчании медведь скончался. Быстрая смерть со смешной музыкой. Эндер повернулся. Алаи уже не было. Эндеру казалось, что у него отняли и спрятали часть его самого. Ту часть, где хранились отвага и уверенность. С Алаи он ощущал — до степени, невозможной даже при общении с Шеном, — то единство, то родство душ, когда «мы» слетает с языка легче, чем «я».
Но Алаи не все забрал с собой. Эндер лежал на своей койке в полусне, чувствовал губы Алаи на своей щеке и слышал голос, говорящий: «Мир». Поцелуй, слово, мир остались с ним. «Я есть то, что я помню. В моей памяти Алаи остался другом, и они не в силах вырвать его оттуда. Как и Валентину».
На следующий день он встретил Алаи в коридоре, они весело поздоровались, пожали друг другу руки, разговаривали, смеялись, и оба очень хорошо знали, что между ними выросла стена. Когда-нибудь, со временем, они сломают эту стену, но теперь единственной настоящей формой общения остались корни, длинные корни, переплетенные глубоко под стеной, где их нельзя достать.
Но самым кошмарным был страх, что стена никогда не рухнет, что в сердце своем Алаи рад этому расставанию и готов стать Эндеру врагом. Теперь они не могли быть вместе, а только врозь, и то, что казалось твердым и нерушимым, стало хрупким и нереальным. «Мы врозь. Алаи стал чужим, у него своя жизнь, не связанная с моей. Мы встретимся и не узнаем друг друга».
Эндеру было горько, но он не плакал. Со слезами покончено навсегда. С того дня, когда они воспользовались Валентиной как орудием, чтобы повлиять на него, ничто уже не могло заставить его плакать. Эндер не сомневался в этом.
И со всей силой своей злости он решил, что непременно победит их. Учителей. Врагов.
— Вы всерьез собираетесь вести сражения по этому расписанию?
— Да.
— Но он получил армию только три недели назад.
— Я уже говорил. Мы просчитали на компьютере вероятный исход. И вот что, по мнению машин, Эндер станет делать.
— Мы хотим обучить его, а не ввергать в нервное расстройство.
— Компьютер знает его лучше, чем мы.
— Компьютеру чуждо милосердие.
— Если вы хотели милосердия, шли бы в монастырь.
— А это что, не монастырь?
— Это лучшее место для Эндера. Мы вызовем к жизни весь его потенциал.
— Не разумнее ли дать ему покомандовать года два? Обычно они сражаются раз в две недели, после трехмесячной подготовки. Вы, случаем, не перегнули палку?
— Разве мы можем тратить два года, когда…
— Знаю. Только я представляю, чем Эндер будет через год. Изношенный, совершенно бесполезный, потому что его подгоняли, когда он уже не мог идти. Да и кто бы смог?
— Мы объяснили компьютеру, что субъект должен прежде всего оставаться работоспособным после программы подготовки.
— Ну, если он останется цел…
— Слушайте, полковник Графф, это вы настояли на такой программе. Несмотря на мои возражения, если помните.
— Я знаю. Вы правы. Нельзя было отягощать вас муками чужой совести. Но моя готовность жертвовать маленькими детьми во имя спасения человечества тает. Полемарх потребовал аудиенции у Гегемона. Кажется, русскую разведку сильно обеспокоило то, что некоторые слишком активные американские граждане вовсю обсуждают по компьютерной сети возможность использования Международного флота против стран Варшавского Договора сразу после победы над жукерами.
— Несколько преждевременные прикидки.
— Бред сумасшедшего. Свобода слова — это одно, но подвергать опасности само существование Лиги из-за идиотских националистических предрассудков… и ради этих близоруких самоубийц мы толкаем Эндера к границе того, что способен вынести человек.
